Но в этом не было ничего неожиданного. Как там говорил Фуко? Безумие и работа взаимоисключают друг друга. Или Винтерфельд: «Тот, кто пишет о расчленении женщин, как правило, их не расчленяет».
– Добрый вечер!
Фридрих поднялся и подошел к Кларе. На нем была белая рубашка и университетская кобальтово-синяя вязаная безрукавка, на шее красный галстук – все в лучших традициях своенравного Гарварда.
– Вы женщина-неведимка, так ведь? – прищурился он. – Последние недели мы работали вместе, ничего не зная друг о друге. Китайская стена, как говорится. – У него было крепкое рукопожатие. Крепкое, деловое и дружелюбное.
Клара на мгновение удержала его руку в своей.
– Винтерфельд рассказывал мне только то, что для китайцев «четыре» – несчастливое число, потому что созвучно со словом «смерть».
– Ага. – Фридрих сунул руки в карманы. – Значит, я верно поступил, поселившись на четвертом этаже?
– Может быть, – ответила Клара, оглядывая кабинет. За письменным столом возвышался большой дубовый шкаф, полки которого прогибались под весом книг. На шкафу лежала старинная медицинская сумка из кожи, а рядом – человеческий череп. На стене напротив шкафа висели два плаката в рамках: репродукция «Страшного суда», фрески Микеланджело из Сикстинской капеллы, и постер к фильму «Тит» режиссера Джулии Теймор.
– Это величайшая экранизация произведения Шекспира, – заметил Фридрих, когда увидел, что плакат с Энтони Хопкинсом в роли римского военачальника привлек внимание Клары. – Довольно кровавый и неожиданный фильм для режиссера, поставившего мюзикл «Король-лев», но один Хопкинс в роли Тита Андроника чего стоит! Вам знакома эта пьеса?
Клара пожала плечами, что должно было означать: «Слышала что-то, но вот сказать, что знакома, – явный перебор».
– Тит Андроник, – начал Фридрих, снимая очки в роговой оправе, – верный вассал цезаря и Рима, но с ним скверно обошлись. Почти все его сыновья погибли в боях, а цезарь влюбляется в побежденную царицу готов, и по его приказу убивают оставшихся сыновей Тита. Самому Титу пришлось отрубить себе руку, чтобы спасти одного из сыновей, которого в конце концов все равно убивают. Кроме того, дочь Тита, Лавинию, насилуют Хирон и Деметрий, сыновья готской царицы. Но хорошо то, что хорошо кончается, – ей всего лишь отрубают руки и вырезают язык.
– Восхитительно! – ответила Клара. – И это можно назвать хорошим концом?
Фридрих закусил дужку очков и, скрестив руки на груди, остановился перед плакатом.
– В конце Тит приглашает царицу и цезаря на пир, на котором подают пирог. Пирог для царицы. Он приготовлен из перемолотых и пропитанных кровью останков ее сыновей.
– Это настоящий ужин примирения, – ответила Клара.
– «Их в этом пироге мы запекли, которым лакомилась мать родная, плоть, вскормленную ею, поедая». Каннибализм? Что вы на это скажите?
Клара кивнула.
– Похоже на Ганнибала Лектера. Не хватает только