решил не испытывать судьбу и прямо с завтрашнего дня съехать с уютной улицы Ксенофонтос в Каллифее куда-нибудь в ксенодохио (греч. – Гостиница). В Греции многие иностранцы так поступают. А кое-кто и годами не вылазит из гостиниц – сравнительно дёшево, сервис рядом. Так что, и я поживу! – решил Альфади. «А Йоргос здорово изменился за эти годы! – думал он, налегая на приготовленнное им кокинисто ме потатес(греч. – Бефстроганов с картошкой), – в нём от грузина, пожалуй, не осталось ничего, кроме чёрных волос, изрядно присыпанных сединой, да этого, выдающегося вперёд орлиного носа, теперь словно ставшего пластмассовым от бесконечных солнечных ванн!» Йоргос раскован, его движения не суетны, Греция и вправду странно действует на людей, здесь они чувствуют себя наболее защищёнными. В разговоре Йоргос часто перескакивает на греческий, но это не мешает разговору, от этого их диалог становится только более конкретизированным. Йоргос – типичный греческий работяга; с шести утра до месимери (греч. – полдень) он торчит у себя на икодоми (греч. – на стройке), а потом опять едет куда-то на подработку. Зря греков ругают за их праздность, просто таков их менталитет. Взять к примеру Йоргоса, ведь, этого на аркане в бар не затащишь! Этот, настоящий арсенико («мужик» по-русски) – ответственный, каждой драхмой дорожит. «А, правда! – соглашался с ним Альфади, – чего не работать, когда результаты своих трудов можно видеть уже сейчас, а не через сто, или больше лет? Помните изречение: «В Греции – есть всё»? Но не только в Греции есть то, что есть и в любой другой стране мира, в том числе и плохое. Плохое тоже есть везде, и, может быть, в Греции его как раз меньше всего. Словом, Семёну Альфади были понятны его опасения, но было понятно ему ещё и другое – что жизнь далеко не ограничивается тем, что ты элементарно не разделяешь чужого мировозрения, чьей-то точки зрения. Легче убить, чтобы не спорить. А тут, Йоргос был сам по себе, а Альфади сам по себе. И вот теперь, чтобы как-то поддержать разговор, Альфади сыпал расхожими формулировками про общую справедливость, про то, что рано или поздно в России наступит всеобщее благоденствие, а сам, с тревогой поглядывая в тёмное пространство перед домом, не переставая, думал о том, что все его бредни про справедливость могут закончиться тотчас, с мгновенным взрывом тишины в саду, или с мгновенным выключением сознания. Споря с ним, Йоргос продолжал стоять на своём;
– «Если мы такие умные, чего ж мы тогда так живём хреново? – спрашивает Йоргос, подливая в высокие бокалы ещё холодного пива из маленьких бутылочек «Хайнекен», в его тоне слышится явная издевка.
– Ну, вы-то, греки, наверное, получше нас будете, а? – подхватив налитый ему бокал, Сэмэн недобро щурится в сторону Йоргоса и тот невольно отводит взгляд. Формально Йорогос прав и Сэмэн прекрасно это знает: армию в России обижают, простых работяг обижают. А воровство достигло таких масштабов, что быть не вором сейчас просто не прилично. Где столько черносотенцев по России наберёшь,