мсье, на прикроватном столике. Я пойду в кухню.
– Ты что-то слишком торопишься, Франсин! Мне нужен порошок, ты знаешь какой. Возьми в ящике шкафа. И еще налей мне коньяка.
– Конечно, мсье.
Разговор с Леонорой разозлил его, и теперь он боролся с болезненным нервным напряжением. Спиртное поможет успокоиться. Не окажется лишним и гашиш, за которым он раз в три месяца отправлял кучера в Тулузу. Гильем не мог и не хотел избавляться от этого пагубного пристрастия.
– Спасибо тебе, Франсин, – произнес он, обращая на сиделку взгляд, значение которого она моментально угадала.
– Только не теперь, мсье! Вечером, после ужина…
– Проклятье! Будет когда я хочу и как я хочу! Я плачу тебе вдвое больше, чем обещал отец, так что иди сюда, говорят тебе!
Левой рукой он схватил Франсин за юбку. Внутренне смирившись, женщина все же кивком указала на двустворчатую дверь.
– Иди и запри ее на ключ! – распорядился Гильем.
Франсин сделала, как было сказано. Ей было сорок три, когда она получила место в доме Лезажей, и, без преувеличения, она сочла это подарком Небес. Монахини из больницы в Сен-Лизье дали ей отличные рекомендации и не забыли упомянуть, что Франсин обучена уходу за тяжелобольными. «Она крепкая, сдержанная, терпеливая, благочестивая и хорошо воспитана», – так охарактеризовала свою протеже в разговоре с Клеманс настоятельница монастыря.
Франсин сполна была наделена всеми упомянутыми качествами. Детство ее прошло в нищете, оставив воспоминания о постоянном голоде. Замуж она вышла очень рано за коробейника. Через несколько лет муж угодил под колеса дилижанса на дороге в Фуа. Его привезли в монастырскую больницу, где он и умер на руках у супруги. Франсин попросила у монахинь приюта, и те оставили ее при больнице.
– Поторопись! – прикрикнул на женщину Гильем.
Он пользовался ею, как рабыней, с тех пор как она в первый раз ему уступила. Поначалу он жаловался ей на свою немощь, проявлял дружелюбие и интерес, и Франсин растаяла. Ему не составило труда очаровать и соблазнить эту простушку, которую в душе он считал уродливой. Отныне Франсин любила его слепо, никогда не отказывала в плотских утехах и подчинялась всем его требованиям.
– Расстегни корсаж, покажи свои груди, – приказал он, прерывисто дыша. – Иди и сядь рядом со мной.
Грудь у Франсин была большая, тяжелая и белая. Он потерся лицом о молочно-белые округлости, ущипнул ее за коричневый сосок. Потом жестами дал понять, чего хочет.
– Чего ты ждешь? Это лучший способ избежать беременности, и ты это прекрасно знаешь! Нам ведь только этого не хватало, правда? – проговорил он, с трудом переводя дыхание.
Он обхватил ее голову руками и потянул вниз, к своему животу.
– И не забудь завтра утром исповедоваться кюре, – зло добавил он, прежде чем утонуть в океане удовольствия.
В доме на улице Нобль на следующий день, воскресенье, 14 мая 1882 года
Жерсанда де Беснак пила свой горячий шоколад, исподтишка