немного захмелела.
– Ну, ты даёшь, Варюха, и как?
– А что, как? У меня самые отличные предметы были, это физкультура…
Павел Иванович смеётся над Варькой до икоты.
– Что вы смеётесь до визгу? Выслушайте сначала собеседника, а потом ржите.
– Я весь внимание, слушаю.
– Так вот инглиш и немец у меня шли на пятёрку, русский язык и литература тоже на отлично и плюс физкультура.
– Ты уже говорила про неё. Тебе сейчас, пора быть, нештатным корреспондентом.
– Ага, я уже один раз попыталась; только-только минуло семнадцать, аж до прокуратуры дошла.
– Расскажешь, как это получилось?
– Долгая история, не теперь.
– Ну тогда спой что-нибудь.
– Что-то мне сегодня не до песен, Павел Иванович, ей-богу, правда; мне пришло в голову – уволиться.
– Ну, вот, опять двадцать пять. Ты что, Варя, зачем опять увольняться? У тебя теперь всё идёт на лад. На работе справляешься, с детьми всё в порядочке, в детский садик в старшую группу пристроенные, что ещё нужно тебе? Жениха я уже присмотрел тебе, пока не покажу. Пусть сам даст знать о себе.
– Я приблизительно догадываюсь, кто он. Не пройдёт номер. Он женат, а с женатиками у меня дело не построится, да притом – это мой двоюродный или троюродный брат.
– Этот музыкант, что ли?
– Он самый.
– Да можно поверить. Ваше музицирование показывает на близкую родню; надо же, как выдают гены? Когда вы узнали друг о друге?
– Во время репетиций, откуда, кто ты, чья ты. Так и развязали узелок пуповины родственной. Да притом, что не позволит Сергей найти другую половину, пока я рядом живу или в одном посёлке. Вы же не станете меня охранять дённо и нощно. И вообще, что за мысли настигли, выдать меня замуж. Я от этого ещё не обсохла. Мне противны все мужики.
– Само собой разумеется, а со стороны не скажешь, со всеми приятно общаешься, улыбаешься всем.
– Разве я на бульдога похожа? Вам лично надоест угрожать ему милицией. И я сама против того, чтобы его спрятать в каталажку. Пусть живёт себе на здоровье свободным. Он ведь сиротой вырос.
– Значит, ты жалеешь ещё его.
– Да нет, конечно, жалость – это сестра призрения. И в тоже время, я не за то, чтобы об мужиков жёны вытирали ноги. Я придерживаюсь свободной формы от обеих сторон. Не ужились, значит, по мировому надо разойтись и не мешать друг другу. А он ведь не понимает этого. Вчера опять пришёл и такое при детях устраивал.
– Бил?
– Насиловать пытался, мучил при детях.
– Вот изверг, надо что-то делать с ним.
– Ничего не надо с ним делать. Ничего, я вам приказываю. Ничего!
– Уехать хочешь от него, значит.
– Да, хочу, и не только.
– Куда?
– Между нами говоря, на Усть-Илим.
– Он детей так просто не отдаст.
– Вы, думаете, они ему нужны? Нет. Ему я нужна. Он теперь боится только одного, чтобы я его не оставила на произвол судьбы. Его от женщин уже тошнит; хочет наладить отношения