сохранять невозмутимость, однако удавалось это плохо. «Она уважает тебя, Макдональд, уж не знаю, за какие заслуги. А я тебе доверяю, – заявил ему Эван через несколько дней после того инцидента в кладовой, когда Александеру открылась правда о Летиции. – Только никогда не забывай, что она – моя жена, дружище!» Эван наверняка убьет его, если он осмелится прикоснуться к Летиции…
Она свернулась калачиком, и их взгляды встретились. Александер смущенно ей улыбнулся и отвернулся к порту[46], через который можно было наблюдать за серыми, как сталь, волнами.
С верхней палубы доносились крики и смех. Наверняка там веселились матросы, к которым присоединился и Мунро. Волнение никак не хотело покидать Александера. Он не мог думать ни о чем, кроме покачивающейся ножки Летиции. Черт бы побрал эти мужские потребности!
Вдруг он заметил лицо женщины без возраста со светлыми волосами, убранными под серый от грязи чепец, которая смотрела прямо на него. Судя по ухмылке, она догадывалась о его желаниях. Женщина встала, посмотрела ему в глаза, погладила себя по груди и заискивающе улыбнулась. Потом, еще раз состроив гримаску, которая, по ее расчетам, должна была разжечь в нем вожделение, направилась в сторону коридора, но в дверях оглянулась и послала ему обольстительный многообещающий взгляд. Александер, чье сердце забилось скорее от предвкушения удовольствия, которого он так давно не имел, спрыгнул с гамака и, пригибаясь, чтобы не зацепить головой потолочные балки, последовал за ней в темноту коридора.
По мычанию коровы и кудахтанью кур он догадался, что они оказались недалеко от загона для скота. Заходить туда, не получив предварительно распоряжения от баталера[47], было запрещено. Если бы их там застали, у обоих были бы серьезные неприятности. Схватив женщину за руку, он повел ее вглубь, стараясь ступать как можно тише и постоянно прислушиваясь. Сдерживать желание, терзавшее его вот уже несколько недель, становилось все труднее.
Он поискал взглядом уголок, где можно было бы устроиться. Помещение было заставлено клетками с птицей, тут же, в загонах, ворочались свиньи и овцы, лежали прикованные цепями коровы. Пол устилала грязная солома вперемешку с навозом, от которого нестерпимо воняло. Спеша получить желаемое, он втолкнул женщину в коридор, который вел к отсеку, где хранился такелаж.
Как только они оказались в достаточно темном углу, он резким движением уложил ее животом вниз на большую бочку. Она не стала противиться, когда Александер торопливо задрал юбки и обветренными пальцами грубо раздвинул ей ляжки. Ее нельзя было назвать хорошенькой, и давно немытое тело источало ужасный смрад, но его это не смутило. Она была здесь только для того, чтобы принять в себя избыток его семени и получить за это звонкую монету. Он приподнял подол килта, стиснул пальцами рыхлую плоть ее ягодиц и протяжно застонал от удовольствия.
Он что-то бормотал, дыхание его участилось… Как бы он ни назвал ее – Мэри, Джейн или Маргарет, – ей было