не унималась она. – Ты… ты наполовину торчать из-под кровати, а Шарль с такой гнев смотреть на твой зад. – И она опять залилась смехом.
Я посоветовал ей придержать язык, она перестала смеяться и попыталась затащить меня обратно в постель, говоря, что Бернье наверняка ушел. Она села и принялась трясти передо мной грудями. Я разрывался между страхом и желанием, пока она не заперла дверь, после чего я решил доделать дело, раз уж начал, и снова разделся. Впрочем, должен признать, что испытал не самое сильное удовольствие, несмотря на то, что Жозетта была в ударе (подозреваю, недавняя ситуация возбудила ее).
Меня терзало сомнение, идти ли мне после этого к ужину, поскольку я был уверен, что Бернье вызовет меня. Но к моему удивлению, когда я собрался с духом и вошел в столовую, он не обратил на меня ни малейшего внимания. Я терялся в догадках, но когда ни на следующий день, ни послезавтра ничего не произошло, я воспрял духом, и даже нанес новый визит Жозетте. Он не заглядывал к ней, и я пришел к выводу, что соперник решил ничего не предпринимать. Значит, Бернье в итоге оказался слабаком, думал я, и уступил свою любовницу мне – не из страха передо мной, безусловно, а из нежелания мараться о ту дрянь, которая обманула его. На самом деле правда заключалась в том, что Бернье не мог вызвать меня, не раскрывая повода и выставляя себя в неприглядном свете, поэтому, лучше меня знакомый с порядками в полку, он избегал возбуждать дело чести из-за женщины. Хотя сам едва сдерживался.
Ничего не подозревая, я расслабился и выболтал секрет Брайанту. Подхалим просиял, и вскоре все плунжеры были в курсе. Теперь катастрофа стала только делом времени, и мне стоило бы догадываться об этом.
Это произошло как-то вечером, после обеда. Мы играли в карты, а Бернье и еще несколько офицеров из «индийцев» вели беседу неподалеку. Играли в «двадцать одно», и случилось так, что во время партии я пошутил насчет бубновой дамы, которую почитал своей счастливой картой. Форрест держал банк, и, когда он перебил мои пять карт тузом и бубновой дамой, Брайант, тупоголовый осел, проверещал:
– Вот это да! Он отбил у тебя даму, Флэши! Какое жуткое огорчение, клянусь Богом!
– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил Форрест, сгребая деньги и карты.
– У Флэши, как известно, бывает наоборот, – заявил Брайант. – Обычно это он отбивает чужих дам.
– А-а, – протянул, ухмыляясь, Форрест. – Но ведь бубновая дама – добрая англичанка, не так ли, Флэш? Ты же, как я слышал, предпочитаешь объезжать французских кобылок.
Все разразились смехом, бросая взгляды в сторону Бернье. Мне стоило бы сохранить спокойствие, но я оказался достаточно глуп, чтобы присоединиться.
– Французские кобылки хороши, – говорю я, – когда на них английский наездник. Француз, конечно, тоже неплох, но не выдерживает долгой скачки.
Острота, без сомнения, вышла довольно плоской, даже если учесть, что мы были навеселе, но и этой искры хватило, чтобы поджечь солому. Следующее, что я помню, это как стул ушел из-под меня, я лежу на полу, а надо мной