стоит на кровати, совершенно голая, за исключением панталон с оборками, венок по-прежнему на голове. Глаза круглые от ужаса, а кулачок поднесен к губам, как у нимфы, застигнутой Паном, кентавром или пьяным мужем, появившимся из гардероба. Я пожирал ее похотливым взором некоторое время, а потом вдруг понял, что мы не одни.
На полпути между кроватью и дверью стоял седьмой граф Кардиган. Его элегантные вишневые лосины болтались на коленях, а обе руки оттягивали вниз переднюю полу сорочки. Он направлялся к моей жене, и, судя по выражению его лица – принадлежавшего к типу похотливых вытянутых апоплексических физиономий с сеточкой глубоких морщин – и по иным, достаточно явным признакам, его намерения не ограничивались досужим желанием сравнить форму родинок. Увидев меня, он замер, по лицу у него пошли пятна, глаза выпучились. Элспет взвизгнула, и несколько секунд мы молча таращились друг на друга.
Кардиган оправился первым, и, вспоминая об этом сейчас, я отдаю ему должное. Для меня, как вам известно, подобная ситуация была неновой – мне не раз приходилось бывать в его шкуре, так сказать, когда мужья, легавые или бандиты заставали меня врасплох. Будучи на месте Кардигана, я бы подтянул штаны, метнулся к окну, дабы обмануть разгневанного супруга, потом, спружинив от кровати, в мгновение ока выскочил бы за дверь. Но лорд Ну-ну так не поступил. Он был невозмутим. Кардиган отпустил сорочку, надел лосины, откинул голову, посмотрев прямо на меня и выдавил: «Доброй вам ночи!» Потом повернулся, твердым шагом вышел и закрыл за собой дверь.
Элспет, всхлипывая, рухнула на постель. Я стоял, не веря своим глазам, пытаясь прогнать из головы хмельной дурман, считая увиденное его порождением. Но это был не пьяный кошмар; я смотрел на эту грудастую потаскуху на кровати, и терзавшие меня четырнадцать лет смутные подозрения возродились вновь, обратившись теперь в уверенность. Наконец я поймал ее с поличным, разве что не в объятьях этого похотливого старого мерзавца! И я появился как раз вовремя, чтоб помешать ему, черт побери! То ли вследствие выпивки, то ли в силу испорченной моей натуры я чувствовал не столько ярость, сколько злорадное удовольствие, что таки застукал мою женушку. О, ярость пришла позже и страшное отчаяние, словно острый нож, терзающее меня по временам и до сих пор. Но бог мой, я же был актер по-жизни, и мне еще ни разу не выпадала возможность сыграть роль оскорбленного мужа.
– Итак? – это слово выдавилось из меня с каким-то странным хрипом. – Итак? Что? Что? Ну!
Надо полагать, выглядел я жутко, так как Элспет, перестав всхлипывать, задрожала, как подстреленная, и попыталась сползти за противоположную сторону кровати.
– Гарри! – взвизгнула она. – Что ты тут делаешь?
Видимо, во мне играл хмель. Я был на грани того, чтобы обежать – ну, пусть и покачиваясь, вокруг кровати и отлупить свою жену до полусмерти. Но этот вопрос остановил меня, одному Богу известно почему.
– Я ждал тебя! Тебя, изменщица!
– В этой каморке?
– Да, проклятье,