предел – и вы достигли своего.
– А может, плеснете какой баланды из своей там шаланды? – прохрипел флагман коммерции, и когда его просьбу перевели на английский, медикус покачал головой.
– Я могу выписать рецепт, – говорит он, но никакое лекарство не заменит вам… ну, нескольких месяцев на озерах в Италии, скажем, или на французском побережье. Тепло, солнце, отдых – полный покой в приятной компании – вот ваша «шаланда», сэр. И если вы не последуете моему совету, я снимаю с себя ответственность за последствия.
Вот и все. В один миг я скумекал, чем все кончится. Соломон напомнил, что не далее как вчера предлагал подобное путешествие, и эскулап тут же согласился, что плавание подходит просто идеально. Сопротивление Моррисона было сломлено мольбами Элспет и строгими увещеваниями профессора пилюль – все, как по нотам, хоть бери да играй. Потом все обернулись ко мне, но я сказал «нет».
Последовала болезненная сцена с глазу на глаз между Элспет и мной. Я говорил, что если старому Моррисону угодно поплавать с доном Соломоном, то скатертью дорожка. Она отвечала, что немыслимо отпустить дорогого папу без ее присмотра: это-де ее святой долг – принять щедрое предложение дона и отправиться вместе со старым козлом. Я настаивал на необходимости оставаться в армии, и что без меня ей будет одиноко. «Почему, ах, почему ты все-таки не можешь поехать? Зачем нам эта армия, у нас достаточно денег», – ну и далее в том же духе. Я стою на своем, добавляя, что со стороны Соломона было безумием рассчитывать на мое согласие отпустить ее одну; она же разразилась слезами, заявив, что я просто ревную, причем не столько к ней, сколько к богатству и благородному происхождению дона. Не имея-де ни того ни другого, я из зависти лишаю ее маленького удовольствия; да и как может произойти нечто непристойное, если она поедет в сопровождении своего драгоценного батюшки, которого я, кстати, своим отказом до срока отправляю в могилу.
Я оставил ее рыдать, а когда позже Соломон стал пытать меня, заявил, что военный долг делает мой отъезд невозможным, а расставания с Элспет я не вынесу. Он вздохнул, но заявил, что слишком хорошо понимает меня. Будучи на моем месте, говорит дон с подкупающей искренностью, он поступил бы так же. На миг мне подумалось, не оклеветал ли я его: как правило, я сужу людей по себе и, кстати, редко ошибаюсь, но время от времени встречаются на свете порядочные и бескорыстные люди. Я собственными глазами видел нескольких.
Старый Моррисон, кстати сказать, не проронил ни слова; ему, конечно, не составило бы труда принудить меня, но будучи истинным пресвитерианином-лицемером, он мог обчистить до нитки сироту, но твердо стоял на том, что жена беспрекословно должна подчиняться мужу, и не вмешивался в наши с Элспет споры. Так что я незыблемо говорил «нет», и Элспет дулась до тех пор, пока не пришло время примеривать новую шляпку.
Так миновало несколько дней, в течение которых я играл в крикет за Минна, разбив несколько калиток своими кручеными и совершив несколько пробежек