города и крепости и искореняя последние отрасли пресечённого бунта. В конце 1755 года обнародовано было общее прощение и повелено всё дело предать общему забвению. Екатерина, желая истребить воспоминание об ужасной эпохе, уничтожила древнее название реки, коей берега были первыми свидетелями возмущения. Яицкие казаки были переименованы в уральские, а городок их назвался сим же именем. Но имя страшного бунтовщика гремело ещё в краях, где он свирепствовал. Народ живо ещё помнит кровавую пору, которую так выразительно назвал он пугачёвщиною»85.
Дотримуючись проголошених у вступі засад, автори цитували видані в далекому минулому твори, не підправляючи їх. Цитоване потребує, на нашу думку, певних пояснень. Особистим цензором найбільшого історичного твору, присвяченого найбільшому селянському повстанню у вітчизняній історії, як відзначалося раніше, був сам цар Микола I (або Микола Палкін). Беручи на себе завдання привернути увагу громадськості до антицарського, нехай і ззовні прикритого зрозумілими тоді громадсько-історичними гаслами повстання, очолюваного Омеляном Пугачовим, О. С. Пушкін мав у деяких випадках користуватися характеристиками, які не мали викликати негативну реакцію цензорів, та обійти її, вдаючися до вживаної у тодішніх історичних творах лексики.
О. С. Пушкін пояснював В. А. Жуковському, своєму близькому другові, тактику, якої він дотримувався у своїй найбільшій історичній праці.
20 січня 1826 р., коли масштаби царської розправи над декабристами далеко не були вже таємницею, висланий у Михайловське Олександр Сергійович звернувся з листом до В. Жуковського. «Я не писал к тебе, во-первых, – пояснював він своєму доброму й впливовому другові, – потому, что мне было не до себя, во-вторых, за неимением верного случая. Вот в чём дело: мудрено мне требовать твоего заступничества перед государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру. Вероятно, правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел, но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции. Но кто ж, кроме полиции и правительства, не знал о нём? О заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Всётаки я от жандарма ещё не ушёл, легко, может, уличат меня в политических разговорах с каким-нибудь из обвинённых. А между ними друзей моих довольно NB: оба ли Раевские взяты, и в самом ли деле они в крепости? напиши, сделай милость. Теперь положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться, но вам (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня. Моё будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения правительства со мною etc.
Итак, остаётся тебе положиться на моё благоразумие. Ты можешь требовать от меня свидетельств об этом новом качестве. Вот они.
В Петербурге я был дружен с майором Раевским, с генералами Пущиным и Орловым.
Я