до кормы.
– Безумца усадили у стены, – тихо сказал капитан. – Я помню его глупое лицо. Он сделал несколько глотков виски и засмеялся, не понимая, что происходит. Его рот был открыт, влажный и вялый, словно влагалище старой портовой шлюхи. В этот миг сверху упал огромный камень и раскроил ему череп.
У Роджера на спине выступили капли холодного пота.
– Меня перевернули вниз лицом и вырубили, – продолжил Боннет как ни в чем не бывало. – Очнулся я на дне рыбацкой лодки. Рыбак высадил меня на берегу, недалеко от Питерхеда, и посоветовал найти другой корабль, – наблюдая за мной, он решил, что я рожден для мореходства.
Боннет мягким движением сбил пепел с сигары.
– Оказалось, ребята все-таки выдали мне зарплату. Я пошарил по карманам и нащупал тот самый шиллинг. Несомненно, они были честными людьми.
Роджер взялся за поручень, ища в нем хоть какую-то твердую опору в тумане.
– А потом вы вернулись? – спросил он неестественно спокойным тоном.
– Вы имеете в виду, нашел ли я их? – уточнил капитан. – О, да. По одному. Всех нашел.
Он раскрыл ладонь, в которой сверкнул серебряный шиллинг.
– Орел – останетесь в живых, решка – умрете. Справедливо, Маккензи?
– Для них?
– Для вас.
Мягкий ирландский голос звучал совершенно непринужденно, будто речь шла о погоде.
Словно во сне, Роджер почувствовал, насколько тяжелым оказался шиллинг, который лег в его ладонь. Он отчетливо слышал плеск воды за бортом, потрескивание табака, когда Боннет затягивался своей сигарой… «А кита съест чудо-юдо».
– Справедливо? – повторил капитан. – Посмотрим, Маккензи, придет ли Дана к тебе и на этот раз, или же за тобой явится Пожиратель душ…
Над палубой сгустился туман. Не было видно ни зги, кроме уголька тлеющей сигары Боннета, напоминающего горящий глаз циклопа. Человек порой походит на демона, закрывшего один глаз для людских страданий и открывшего второй для тьмы. И тут Роджер понял, что стоит буквально между бесом и бездонным темным морем, а его судьба сверкает серебром в дрожащей ладони.
– Это моя жизнь, я сам сделаю выбор, – сказал он, удивившись, насколько спокойно и ровно звучит его голос. – Орел – буду жить.
Роджер подбросил монету, поймал ее в воздухе и опустил на тыльную сторону второй ладони.
Закрыв глаза, он думал лишь о Брианне. Прости меня. Горячая дрожь пробежала по телу. Он стоял, не в силах открыть глаза.
Прошло много времени, прежде чем Роджер понял, что стоит на палубе один.
Часть девятая
Passionnément[4]
Глава 40
Девственная жертва
С Лиззи случился третий приступ неизвестной болезни. Она едва оправилась от первого и спустя день, отведенный на восстановление сил, настояла, что может ехать дальше. Не прошло и дня езды, как лихорадка одолела ее вновь.
Брианна