для обоих. Лучший хольмганг, какой мне довелось увидеть, произошел, когда я был еще безбородым мальчишкой. Из деревни до того места было четыре дня ходу, но все мужчины взяли своих собак и пришли: уж очень непростые люди собирались драться. – Толстые губы Бьярни искривились в улыбке. Не глядя ему ниже шеи, никак нельзя было понять, что он гребет. – Одного звали Гнупа. Этот сукин сын вставлял каждой женщине, которая только поглядела в его сторону, и некоторым из тех, что никогда на него не глядели. Еще все знали его как убийцу, потому-то кувыркание с чужими женами и сходило ему с рук. Гнупа часто являлся в нашу деревню продавать оленью кость, медвежьи шкуры и всякое такое. Заработав немало деньжат, он напивался и устраивал заваруху. Противника его звали Краки. Это был сын нашего вождя, сильный и ловкий парень, которому сулили славное будущее. Уж не знаю, с чего вдруг его молодая женушка (не помню имени сучки) вздумала раздвинуть ноги перед Гнупой, но она это сделала. Так, по крайней мере, говорили люди. Вождь твердил, будто все это грязные торговые сплетни и дело лишь в ценах на товары Гнупы. Старик пытался замазать трещину в добром имени сына. Но Краки потребовал хольмганга, и, думается мне, отец гордился им, хотя и не желал поединка.
Я остановил Бьярни, чтобы, пока чего-нибудь не позабуду, передать его рассказ Пенде и Кинетрит. Потом я кивнул, и викинг продолжил:
– Так вот. Они встретились в месте, которое выбрал Гнупа. Было оно у черта на рогах. Верно, торговцу хотелось расправиться с сыном вождя без свидетелей. Нам пришлось побросать работу, но, как я уже говорил, мы все пришли смотреть поединок. Краки в деревне любили, и многие надеялись, что он сделает то, для чего у них кишка оказалась тонка. Женщины тоже притащились. – Бьярни усмехнулся. – Видно, Гнупа был по нраву их срамным местам. – Этого я не перевел. – Вопреки обычаю, противники не взяли щитов…
– Бараны безмозглые, – вставил Флоки Черный.
– Да, зато храбрые, – ответил Бьярни. – Начали они осторожно. Кружили друг вокруг друга, точно волки. Опыт против молодости. Оба правши. – Он усмехнулся: – Мы ждали славной долгой битвы и аж чесались от нетерпения. Но Гнупа и Краки разом закричали, сделали выпад, замахнулись и начисто снесли друг другу головы! Из обрубков шей на нас хлынула кровь, головы, дважды подпрыгнув, укатились в грязь. Глаза, заляпанные всякой дрянью, были огромные, как земной диск. Гнупа повалился набок и трясся, как рыба, а Краки упал на колени да так и остался стоять, будто скала, сжимая меч в руке. Мы были как громом поражены и даже не почувствовали досады оттого, что битва вышла такая короткая. Просто таращились и ловили ртами мух. На этом все и кончилось. Больше я ничего подобного в своей жизни не видал. До ближайшей полной луны вождь умер. Бабка моя сказала, что от разбитого сердца.
Я сделал вдох и перевел окончание рассказа на английский.
– Какая ужасная история, Ворон! – простонала Кинетрит.
Мне показалось, что она с трудом сдерживает рвоту.
– Не я ее рассказал, – ответил я, оправдываясь.
– А