Все как по команде посмотрели на него.
– Наука, – сказал Дулацек, – становится интересной и начинается там, где она для большинства людей заканчивается.
А Мазик, токсиколог, которому была адресована фраза и который держал в памяти тысячи смертоносных формул и мог даже хлебные крошки превратить в смертоносное оружие, добавил:
– Где заканчивается наука, начинается вера, и это, как известно, самая большая проблема человечества.
С этими словами Мазика согласились все присутствующие. Только Аницет оставался безучастным и по-прежнему смотрел на монитор. Каждый из ученых знал, что молчание Аницета опасно. Значит, в любой момент он может разразиться припадком бешенства. Этим и был знаменит магистр.
Аницет был единственным из «пылающих», о котором здесь знали достаточно много. Будучи кардиналом и одним из кандидатов на папский престол, он в последний раз проиграл, ибо выбор был сделан в пользу консервативного кандидата. Аницет не мог простить этого и поклялся отомстить Церкви.
Впрочем, о других жителях замка Лаенфельс можно было сказать то же самое: каждый из них, несмотря на высочайшие достижения в своем деле, оказался непризнанным и разочарованным. Все они потерпели неудачу в карьере и теперь были готовы посчитаться с человечеством по-своему.
Самый суровый закон, а в замке Лаенфельс были невероятно строгие законы, обязывал всех «пылающих» держать в абсолютной тайне свое прошлое.
О Мьюрате, которому дали прозвище Мозг, было известно, что он затаил обиду вследствие того, что его не наградили Нобелевской премией. Оставив университетскую карьеру, он по непонятной причине бросил жену и сбежал, присоединившись к братству. Однако во всех газетах писали о революционном открытии в исследовании генов, открытии, которое превзошло самые смелые предположения, но было проигнорировано Нобелевским комитетом.
Несмотря на то что Аницет и Мьюрат были разными, как белое и черное, они подружились. Жажда науки спаяла их, как два куска раскаленного металла, хотя у них были разные мотивы. По этой причине Аницет всегда отвечал на вопросы Мьюрата сдержанно, даже миролюбиво.
– Да, я уверен, что у нас в руках оригинал плащаницы Иисуса из Назарета, а не подделка. Перед началом проекта я тщательно, всеми доступными средствами отследил историю плащаницы. Будьте спокойны, профессор, я был тогда кардиналом курии и главой тайного архива Ватикана и мог использовать такие средства и возможности, о которых другие только мечтают.
– Кто бы сомневался, – с неприкрытой иронией заметил химик Ван де Беек. Он был самым старшим, и его острого языка побаивались.
Аницет пропустил мимо ушей реплику химика и продолжил:
– Когда в пятидесятых-шестидесятых годах двадцатого века молекулярная генетика праздновала первые победы, в Римскую курию пришло письмо от профессора из Гарварда, Джона Тайсона. Он был фанатично верующим человеком и писал, что его наука может причинить вред Церкви. При этом он упомянул Туринскую