говорил:
– Нет, нет, не покупай черную.
Но Пинакль уже начал повязывать ему ленту; кузнец повторял не переставая:
– Вот что нам нужно теперь!.. Мы ведь все приговорены к смерти и должны носить по себе траур.
И вдруг он дико заорал:
– Да здравствует император!
Мы с трудом вошли в мэрию и пробрались по старой дубовой лестнице, по которой, как муравьи, сходили и входили люди. В большом зале наверху жандарм Кельц поддерживал порядок, насколько это было можно. A в соседней комнате выкликивали номера. Время от времени оттуда выходил рекрут, красный как рак, привязывая свой номерок к шляпе, и, опустив голову, брел через толпу, как бешеный бык, который хочет разбить рога о стену. Другие были, наоборот, бледны, как смерть.
Окна мэрии были раскрыты, и с улицы доносилась дикая музыка. Это было ужасно!
Я сжимал руку Катрин, и мы медленно двигались через толпу в залу, где супрефект, мэры и секретари, сидя на трибуне, выкрикивали громким голосом номера, словно оглашая судебный приговор. Да они и в самом деле были приговором.
Нам пришлось долго ждать. Когда меня вызвали, я был бледен, как полотно. Ничего не видя и не слыша, я подошел к урне и вынул жребий.
Супрефект крикнул:
– Номер семнадцатый!
Я молча пошел назад. Тетя и Катрин шли сзади. Когда мы вышли на площадь и я вздохнул свежим воздухом, то сообразил, что вытащил № 17.
Когда мы вернулись домой и дядюшка Гульден узнал мой номер, он был, по-видимому, несколько смущен.
– Да… Ну, это все равно… Все уйдут – надо пополнять потери. A для Жозефа этот номер ничего не значит. Я переговорю с мэром и комендантом. Мне нечего им врать – весь город знает, что Жозеф хромает. В спешке они могут этого и не заметить. Я поговорю с ними, вам нечего беспокоиться.
Тетя и Катрин вернулись домой, несколько ободренные этими словами. Но я не имел больше ни минуты покоя.
По установленному обычаю, очень скоро после жеребьевки начиналось освидетельствование новобранцев, a затем им указывали, куда отправляться. Император любил действовать быстро. Он не походил на тех зубодеров, которые, прежде чем вырвать зуб, долго смотрят вам в рот, показывают вам все свои щипцы и крючки и вызывают у вас судороги прежде, чем наконец примутся за дело.
Через три дня после жеребьевки начался медицинский осмотр.
Еще накануне дядюшка Гульден сходил к мэру и коменданту и, вернувшись, успокоил меня:
– Не беспокойся. Они знают, что ты хромой, и сказали, что таких не берут на службу.
Эти слова пролили бальзам на мое сердце. И я проспал ночь спокойно.
Глава VII. Забрали в солдаты
Когда я проснулся утром в день осмотра, меня снова охватил страх. Я вспомнил, сколько народу с физическими недостатками угнали в солдаты и как другие калечили себя и принимали всякие снадобья, чтобы обмануть докторов.
И я решил тоже придать себе вид похуже. Я слышал, что уксус вызывает боли в животе, и, надеясь, что он придаст