проспекта, по середине заваленного огромными сугробами с вмерзшими намертво на рельсах неподвижными трамваями. На этой тропинке всегда попадались или встречные детские санки с мертвым телом, аккуратно замотанным простыней, или присевшие у стены фигуры людей неразличимого пола и возраста. Опасный признак. К ним боялись подходить редкие прохожие. Сам присядешь и не встанешь. Когда я встречал позже кинокадры блокадной кинохроники, мне казалось, что их снимали именно там, где я шел, до того все было похоже. После поворота на улицу Белинского передышка. Здесь вдоль всей церковной ограды книжное царство. Деревянные закрывающиеся на висячие замки книжные лари забиты книгами, тут все приложения к журналу «Нива», тут вся классика и в каких разнообразных изданиях, альбомы репродукций, ноты. Продавцы до глаз укутаны от зверского внешнего и внутреннего холода, но немногие покупатели всегда роются в книгах. С уважением смотрю на собратьев по разуму, значит верят, что все пройдет. Так-как больших денег у меня не бывало я только жадно разглядывал названия и спрашивал цену какой-нибудь не читанной книги. Хотелось купить весь роман Гарина-Михайловского, успел прочесть только первую часть. Долго стоять возле книжных лавок невозможно холодно, и скорей, скорей мимо цирка, мимо музея этнографии, и я у входа в «Европу». Знакомые охранники пропускают сразу, незнакомые заставляют ждать заказанного мамой пропуска. Короткая встреча, мама уходит в палату к раненым, я, поев, в обратный путь. Вместо бомбежек с января нас регулярно обстреливают тяжелыми снарядами, внезапно, предупреждения уличных громкоговорителей опаздывают, и я придумал свой способ, выбирая во время обстрела маршрут перпендикулярный направлению полета и как можно ближе к стенам домов со стороны полета. Так мне кажется между мной и снарядом больше защитных препятствий. Пока везет, и осмелев не прячусь в подворотни, не останавливаюсь. Один раз только чудо оставило следы осколков на стене музея этнографии а не на мне, после войны напоминая о тогдашнем легкомыслии. По пути к маме, или от нее домой захожу к Рабиновичам, они пока не дождались обещанной эвакуации. Володя совсем ослабел, лежит дома и в разговорах старается дать жизненно важные советы. Я слушал не понимая, что он старается защитить меня – мальчишку от будущих ошибок. Только раз из домашних запасов решил принести несколько мерзлых картофелин и кусок дуранды. Умер Володя почти сразу после моего очередного ухода, и ничто мне не подсказало, что это была последняя встреча и последнее наставление. Узнал о его смерти, возвращаясь от мамы, с купленным по дороге романом Михайловского. После бывал у них много реже, откровенно боясь встретиться с еще одной потерей, роман гак и остался там.
На кладбище
Тяжелые встречи
В городе сразу почувствовали результаты разгрома