гниченному грозовому небу и выхватила из ночи силуэт довольно замысловатого старого особняка на два крыла с массивными воротами. По извилистой дороге меж английских приземистых холмов двигалась темная карета. Простая, но слишком изящная для почтовой. Внутри кареты расположились две дамы. Одна худощавая, с заостренными чертами лица и цепкими быстро бегающими глазами, на вид годов сорок и не меньше прибыльных хитростей приходилось на каждый, без сомнения. Напротив в угол напряженно задвинулась молодая девушка в богато отделанном платье, хоть и дорожного покроя. Ее страстный характер читался по горящему голубоватым огнем взгляду, а неопытность в житейских передрягах – по слегка еще пухлым по-детски рукам.
– Вот и добрались, – выглянула как раз вместе с молнией в окно дуэнья девушки, придерживая развеваемую порывом ветра занавеску.
– Мила, вовсе не обязательно объявлять такие очевидные вещи, – возразила ее юная госпожа; лицо ее было аристократично бледно, но зрачки красиво расширились от отсутствия яркого света, сделав голубые глаза темно-бездонными.
– Что поделаешь, сеньорита, все равно этот неприятный час должен прийти, – отвечала непреклонно Мила. – И вы выйдете замуж, ваши родители…
– Знаю, знаю! – мятежно перебила ее испанка на безупречном английском. – Они договорились об этом браке, совершенно не считаясь с моим мнением, и вручили фамильное слово в мои руки. Иногда, Мила, я ненавижу свою фамилию, – она досадливо высунулась за занавеску, вдыхая наэлектризованный воздух. – В мире столько всего интересного, а эта фамилия заставляет меня стать женой какого-то лорда Грегори Веллингтона и забыть о вкусе приключений… – она прервала свою исповедь, поднеся палец к губам: под стеной поместья, высившегося уже совсем близко, стояла босая девушка с развевающимися темными волосами и пела. – Останови-ка! – приказала юная сеньорита вознице. Теперь стук колес не мешал слышать мелодию нежного голоса:
Полночный час угрюм и тих,
Лишь гром гремит порой.
Я у дверей стою твоих —
Лорд Грегори, открой.
Я не могу вернуться вновь
Домой, к семье своей,
И если спит в тебе любовь,
Меня хоть пожалей.
– Но, сеньорита, – возразила было Мила, почуяв неладное в строках, однако юная госпожа жестом приказала ей замолчать.
Припомни лес на склоне гор,
Где волю я дала
Любви, с которой долгий спор
В душе своей вела.
Ты небом клялся мне не раз,
Что будешь ты моим,
Что договор, связавший нас,
Навеки нерушим.
Молодая сеньорита стиснула кулак и зубы, Мила с тревогой взглянула на госпожу, но та была поглощена песней бедной англичанки, продолжающей строки об обманутой любви:
Но тот не помнит прежних дней,
Чье сердце из кремня;
Так пусть же у твоих дверей
Гроза убьет меня.
О небо, смерть мне подари!
Я вечным сном усну…
У двери лорда Грегори,
Простив его вину.
Девушка заломив руки, упала на колени в отчаянии. Ни в одном окне поместья ни одно движение не выдало слушателя сей оды.
– Пора ехать, – тронула Мила хозяйку за рукав. Но та открыла дверцу, вовсе не обращая внимания на слова дуэньи. – Сеньорита!
– Ты слышала, она собралась умереть! Мы должны помочь бедняге! – разгневанно всплеснула руками испанка.
– Вы не должны верить…
– Думаешь, это ложь?!. У нее теперь будет ребенок, а ему все равно! И это тот самый лорд Грегори, которого мне родители в мужья подобрали?..
Испанка решительно выпрыгнула из кареты и направилась к несчастной обманутой, что все еще искала признаки жизни в ей одной известном окне. Та заслышала шаги слишком поздно, лишь когда была крепко схвачена за запястье, и бежать обезумевшим от страха и отчаяния глазам было некуда.
– Пу… пустите… – еле слышно взмолилась девушка.
– Ты не там поешь, – спокойно клокоча гневом, сказала испанка, заставляя ее подняться. – Стоило рассказать эту историю у парадных ворот.
– Но… я… – испуганно озиралась англичанка по сторонам; на вид девушка казалась постарше и щуплее южанки, однако, выпрямись она, так ростом бы девушки почти сравнялись.
– Я не желаю тебе зла, – сказала испанка. – Этот лорд ужасно поступил с тобой. Но ты не должна умирать. Подумай о ребенке, которого ты ждешь теперь. Он ведь не виноват в ошибках родителей!
– Но… что я могу? – у бродяжки слезы брызнули из глаз, она шептала, как осенний клен на ветру.
– Как тебя зовут? – голос испанки удивительно переходил от твердого тона к мягкому.
– Белла…
– Белла… красивая, значит… И так-то ты воспользовалась