сражения, и окровавленные, хрумкающие костями пасти могли ошарашить кого угодно.
Кейнс тоже не давал чужакам спуску.
– Вон, немедленно вон! Я не могу работать, когда кругом такой цирк, а вы, – рявкнул он Лоуренсу, – извольте сейчас же лечь! Я распорядился, чтобы вас перенесли в госпиталь – один Бог знает, почему вы до сих пор скачете на этой своей ноге. Где Бейливорт с носилками?
Этого Барэм уже не вынес:
– Лоуренс, черт побери, под арестом, и прочих бунтовщиков я тоже намерен заковать в кандалы!
– Арестуете его утром, – не смолчал Кейнс, – когда он вместе с драконом получит врачебную помощь. Примерное, истинно христианское поведение – угрожать раненым! – В кулаке, которым хирург потрясал перед самым лицом лорда, был зажат десятидюймовый крючок. Барэм невольно отшатнулся, и пехотинцы, восприняв это как долгожданный сигнал, поволокли прочь свою пушку. Лорду не осталось ничего другого, как отправиться следом за ними.
Завоеванная таким образом передышка оказалась недолгой. Хирурги, сгрудившись над Лоуренсом, чесали в затылках. Кость не была сломана, раны, не считая обильных кровоподтеков, тоже отсутствовали, однако нога отзывалась мучительной болью на любые попытки прощупать ее. Голова тоже сильно болела. В итоге Лоуренсу предложили лауданум, от которого он отказался, и приказали не ступать на пострадавшую ногу – совет столь же здравый, сколь и бесполезный: ступить на нее он не мог бы при всем желании.
Раны Отчаянного, к счастью неглубокие, тем временем зашили, и Лоуренс, приложив большие усилия, уговорил его хоть немного поесть. К утру стало ясно, что Отчаянный поправляется. Лихорадки у него не было, и никаких поблажек ожидать больше не приходилось. Лоуренс получил от адмирала Лентона официальный вызов в штаб запасника. Провожая портшез, в котором он туда отправлялся, Отчаянный заявил:
– Если завтра утром ты не вернешься, я пойду тебя искать.
Отговорить его не удалось, да и какие тут можно найти слова? Дело явно шло к аресту, если только Лентон не найдет каких-то чудодейственных доводов против, а трибунал по совокупности правонарушений вполне мог приговорить капитана к смерти. Обычно авиаторов вешали разве что в случае государственной измены, но Барэм наверняка постарается, чтобы Лоуренса судила коллегия морских офицеров. Они подойдут к делу гораздо пристрастнее, и перспектива лишиться боевого дракона не остановит их: Отчаянный все равно потерян для Англии, раз Китай требует его назад.
Эту ситуацию, и без того непростую, для Лоуренса отягощало сознание, что он поставил под удар своих офицеров. Грэнби и другим лейтенантам – Эвансу, Феррису, Риггсу – придется ответить за неподчинение Барэму. Их могут уволить со службы – для авиатора, которого обучают летать с раннего детства, страшнее наказания не придумаешь. Даже мичманов, которые в лейтенанты так и не вышли, не принято увольнять в отставку. Для них всегда находят места в питомниках и запасниках, обеспечивая их обществом сослуживцев.
Нога