жреца храма Юпитера во время совершения им обряда жертвоприношения. Рядом стояло несколько скамей, украшенных искусной резьбой и покрытых тканями из шелка. На некоторых из них лежали пуховые подушки с вышитыми изображениями восточных языческих богов – Осириса и Исиды, культ которых уже начал проникать в римское общество. Стоявший в углу конклава светильник, сделанный в виде продолговатой чаши, отбрасывал причудливую тень на все происходящее, создавая красочную игру теней на шерстяных и шелковых тканях, покрывающих все вокруг.
В конклаве было необычно тепло. Дома в городе отапливались переносными жаровнями, куда насыпали горячих углей. Однако уже в это время для отопления начали использовать горячий воздух, для чего рядом с конклавом и другими помещениями, которые хотели отеплить, складывали в земле печку, и тепло шло в подземелье этой комнаты, нагревая все помещение. Сейчас в нем находились двое, и язычок пламени светильника плясал по их обнаженным телам.
Тяжело дыша, Цезарь откинулся на ложе. Лежавшая рядом женщина мягко улыбнулась. Четко очерченный профиль, прямой римский нос, большие глаза и чувственный рот принадлежали, несомненно, римской матроне, в которой любой римлянин узнал бы Сервилию, вдову Марка Брута.
Молодая женщина, оставшаяся одна в хаосе гражданской войны с двумя маленькими детьми, сумела выстоять и даже дать достойное образование своему сыну Марку и дочери Юнии. Более десяти лет назад она встретила Цезаря и с тех пор навсегда отдала ему свое сердце.
Слыша теперь рядом дыхание Цезаря, Сервилия удовлетворенно подумала, что их дружба не стареет, хотя ей уже почти сорок и она старше Цезаря на три года. Она знала – многие женщины в Риме мечтают понравиться Цезарю. И хотя в последнее время он заходит к ней редко, каждый его приход был большим праздником для нее. Она осторожно поцеловала его в плечо, и он вздрогнул. Женщина почти неслышно засмеялась.
– Ты умеешь уйти от всего того, что тебя окружает, и остаться наедине с великими богами. Даже здесь ты не бываешь рядом со мной.
Теперь рассмеялся Цезарь. Прижав к себе Сервилию и вдыхая аромат ее распущенных волос, он тихо сказал:
– Я думаю, это единственный мой недостаток.
– Клянусь всеми богами, ты прав, – ласково прошептала женщина, снова целуя его, – у тебя их вообще нет.
– Значит, я подобен великим богам, и мне нечего бояться.
– Да, – Сервилия провела рукой по груди Цезаря, – ты непостижим, как Юпитер. Когда ты приходишь ко мне, я начинаю верить Гомеру. Такого мужчину, как ты, Пенелопа могла бы ждать всю свою жизнь. Ни одна женщина не скажет тебе большего, Цезарь, но мне нечего бояться, ты умен и все понимаешь без слов. Даже моя дочь Юния говорит, что, когда ты смотришь на людей, они не выдерживают твоего взгляда. Ты действительно самый великий из всех смертных.
Цезарь покачал головой, улыбаясь.
– Все влюбленные женщины говорят одинаково. Прости, Сервилия, но твой «великий» любовник уже пережил на четыре года действительно великого Александра