валерьянку, я на всякий случай хлебнула четверть стакана – чтобы лучше подействовала. Очень подозрительно приглядывалась, почти принюхивалась к нам буфетчица, когда мы с большим достоинством проходили мимо нее.
Но ни о каком успокоении и речи быть не могло. Наоборот, я ошалела – и на спектакле с таким самозабвением и грохотом била по ходу действия посуду, что после этого показа в школе за мной прочно утвердилось – «артистка»!
Тупик Потанинской улицы, где мы тогда жили, был необычайно интересным для меня местом. От центра города нашу улицу отделял глубокий овраг, вдоль которого стояли дома; с двух его сторон, постепенно сужаясь, тоже стояли дома, образуя большой треугольник, поросший травой, машины туда почти не заезжали, и улицей целиком владели ребята. Недалеко от нашей улицы было старое заброшенное татарское кладбище – место наших постоянных игр, а еще дальше – большое действующее кладбище с церковью. Здесь, под молодыми березами, вскоре пришлось хоронить моего тридцатичетырехлетнего отца. Пустяк – крошка попала не в то горло, острый абсцесс, а затем гангрена, омертвление легкого. Случилось это в Улан-Удэ. Папа был в командировке, участвовал в создании радиокомитета. Во время строительных работ он уже вещал на радио. Был автором, редактором и диктором. Приехал домой тяжелобольным. Помню, как бросилась к нему, когда он вошел. Помню его в больнице, он был в сознании, даже пытался улыбнуться. Когда мы ушли, через 15 минут его не стало. Тогда еще не было антибиотиков и современной хирургии. Уже в наше время мой муж Михаил Перельман делал много таких операций, и люди продолжали жить…
Дел летом было по горло. Утром – полить свои георгины и астры. Бабушка Ирина Самсоновна всегда выделяла нам с сестрой по грядке, чтобы мы сами за ними ухаживали. Увлечение это осталось на всю жизнь. В школе я всегда была в юннатских кружках. До посинения переливала в школьных аквариумах с обычными пескарями ледяную воду, даже записалась в цветоводческий кружок Детской технической станции. Но на посещение ее времени не хватало. Увлечение театром оказалось сильнее.
Летом, если мы не уезжали куда-нибудь, то пропадали на улице. Любимыми играми бы ли «сыщики-разбойники» и лапта. Но главная игра – в театр. Опять забота о зрителе, если его не было, я играла для двух-трех девочек. Больше всего я любила убегать в огороды и на меже, между двумя участками, где воздух напоен резким запахом помидорной и картофельной ботвы, паслена, изображала любимого героя из репертуара ТЮЗа.
Новосибирский ТЮЗ был создан учениками знаменитого тогда режиссера Брянцева – Е. Агароновой и Н. Михайловым, приехавшими из Ленинграда.
Если в ТЮЗе шла «Красная Шапочка» с чудесной З. Булгаковой, я долго потом прыгала и изображала зайца. Если «Синяя птица», я училась лаять, потому что больше всех персонажей любила Пса за его доброту и верность. В спектакле «Шел солдат с фронта» мне очень нравилась роль Любаши, которая по ходу действия сходила с ума. Однажды в лопухах я проиграла перед девочками эту Любашу,