остановилась. Алена вопросительно посмотрела на меня:
– Боишься?
– Чего? – машинально переспросила я, лишь через пару секунд припомнив, что в особняке несколько дней назад произошло зверское убийство. Но сейчас-то чего мне бояться? Вокруг особняка полно охраны – кроме двух полицейских во дворе, в доме посменно дежурят двое бодигардов из фирмы «Аргус». Этим вечером как раз смена Алены, если кому-то и стоит волноваться, то ей. А я через полчаса уеду отсюда вместе со сменившимися охранниками.
Все еще на автопилоте я поднялась по полукруглым каменным ступенькам на крыльцо, вслед за Аленой зашла внутрь, в огромный плохо освещенный холл, на мгновенье показавшийся мне холодным погребом, куда не проникал солнечный свет. Опомнилась я, лишь поднимаясь по широкой мраморной лестнице, покрытой мягким ковром. В просторном золе второго этажа стояли две большие дежурные пальмы, явно нелюбимые хозяйкой, зато помпезные, подчеркивающие величие дома… былое величие? Ну зачем я поддалась на провокацию, и сейчас иду в комнату Зульфии? Вряд ли она в хорошем настроении и мечтает о приеме гостей. Тем более, вряд ли ей хочется увидеть совершенно незнакомую тетку, которой, понимаете ли, вздумалось поглядеть на нее вблизи.
Но отступать было поздно. Гордо выпрямившись, я с независимым видом пристроилась в хвост Алене и, наступая ей на пятки, вошла в небольшую светлую комнатку. На красивом низком бархатном диванчике возле окна сидела женщина, показавшаяся мне смутно знакомой. Дневной свет падал на ее бледное, абсолютно не накрашенное лицо с остановившимся взглядом. На вид ей было лет тридцать – тридцать пять.
Алена остановилась и выразительно посмотрела на меня. Я вздрогнула и вновь пристально взглянула на сидевшую даму. Да, это была она, Зульфия Ротангу, которой, по нашим с Аленой подсчетам, в прошлом месяце исполнилось 64 года.
Честно признаюсь, до этого момента я с трудом верила Алене. Конечно, на сцене Ротангу выглядела потрясающе, но, если меня как следует загримировать, я тоже могу издалека показаться юной девицей. Но вблизи, без макияжа, мне вполне можно было дать мой сороковник. Наверняка дело в хорошей пластике…
Алена подошла к равнодушно взглянувшей на нас певице, присела рядом на краешек дивана и начала что-то тихо говорить, подкрепляя свои слова энергичной жестикуляцией. Но Зульфия продолжала все так же безучастно сидеть, словно и не слыша слова Алены. Мне показалось, что она даже не поняла, что в комнате кто-то появился. Я не решилась подойти поближе, и, как дура, стояла в дверях, с заинтересованным видом осматривая комнату. Изредка я бросала взгляды на заторможенную певицу, но рассматривать ее посчитала неприличным. Но удивление все росло.
На сцене Зульфия всегда казалась такой живой, такой энергичной… Она часами удерживала полный зал, и без всякой охраны справлялась даже с подвыпившими мужичками, делающими ее непременно расцеловать. Казалось, она легко остановит на скаку коня и, смеясь, войдет в пылающую избу. Почему