территории посольства, невозвратно исчез из поля зрения разведки Джон Харпер, перебежчик, предатель и двойной агент. И в крайнем случае можно пойти и на этот пусть и рисковый, но продуктивный шаг.
Никакая запись, конечно, не велась, но ведь и самой Харпер об этом ничего не известно, и, не зная истинного положения вещей, вряд ли она пойдёт на то, чтобы своими же руками развеять миф о героическом муже-страдальце. И к детищу её, детскому благотворительному фонду, доверие полностью пропадёт. Надо это Норе Харпер?
Да и русские по-любому её не впустят. Им-то это зачем? Потенциальная раскрутка ситуации для них так же нежелательна, как и для МИ-5. Подобные конфигурации братья-разведчики, имеющие прописку на разных континентах, могут выявить, не вступая в заочный контакт. Есть в их потаённом арсенале неприкасаемые аксиомы, есть. Есть и черта, выше которой не прыгнешь, потому что прыгать выше этой планки не выгодно никому. А ещё лучше вообще не брать разбег…
К тысяча девятьсот пятьдесят четвёртому году существенно разросшийся детский благотворительный фонд «All we need is love» уже никто не именовал иначе как просто «Harper Foundation». Детская тема перестала быть для фонда единственно определяющей, возникли культурные, медицинские, образовательные и прочие немалочисленные программы деятельности Нориного детища. Ощутимо вырос и штат сотрудников; фонд и редакция газеты переехали ближе к центру Лондона, в только что отремонтированное помещение на Карнеби-стрит, совсем рядом с домом.
Июньским вечером пятьдесят четвёртого, вернувшись домой после насыщенного событиями трудового дня, Нора застала дома Триш, которая, не позволив матери снять обувь, кинулась ей на шею.
– Папа, мамочка! Папа наш!
– Что?! Что папа? Говори! – У нее подкосились ноги, ни одной из обрушившихся в этот миг на неё догадок не находилось места в голове, все они были пугающими или неисполнимыми.
– Жив!!! – заорала Триш. – Прис только что звонила, ей как-то удалось узнать! Жив папа, жив!! Сидит в советском лагере, но живой и здоровый! Не убили они его, мамочка!! Не убили!!
Потом они ещё долго стояли так, забыв притворить входную дверь… И молчали… Потому что не было сил говорить… Потому что у обеих текли слёзы счастья и проливались на паркет прихожей их небольшой лондонской квартиры…
Наконец Нора оторвалась от дочери, прикрыла дверь в жильё и спросила:
– Как она узнала?
Триш пожала плечами и утёрла рукавом слезы.
– Не знаю, мам. Наверное, муж сказал.
– Какой муж? – не поняла Нора.
– Её муж, Прискин. Гвидон. Она, мам, замуж там вышла. Просила тебе передать.
Нора отступила на шаг, упёршись спиной во входную дверь:
– Как это вышла? Почему? Вот так сразу взяла и вышла за русского? И почему Гвидон? Он что, русский аристократ? Из царской семьи?
– Ничего не знаю, мамуль, – неуверенно ответила Триш, – она трубку положила.
Нора задумалась:
– Может, он полицейский?