есть.
Он и на самом деле не раз за последние месяцы представлял себе, как Триш когда-нибудь родит ему сына. Нет, лучше дочку, потому что… Ну, в общем, дочку лучше. Дочка для мужчины правильней. И как он с трепетом осторожно погладит любимый живот, надувшийся будущей наследницей, и прислушается к таинственным звукам, издаваемым изнутри маленьким существом. И даже почему-то мама приснилась, Мира Борисовна, которая благодарно гладит его по го лове, как бы одаривая милостью за появление на свет внучки, одновременно улыбаясь, прихлёбывая из трёх литровой банки разливное пиво и приговаривая с загадочным выражением лица: «Наша… наша будет…»
Оттопырка скинула ногу, одну с другой, и придвинулась ближе. Робко спросила:
– А я вам правда нравлюсь, Юлий? Или вас просто моя фигура так привлекла? Она многих интересует, я в курсе. Рост такой… линия сама… и прочее… Но только я подумала, вы художник… Вы прекрасное хотите в человеке понять, а не только что у него в виде самой персоны имеется. Ну… вы понимаете, что я затрагиваю… Мне надо знать, что именно во мне вам по нравилось? Какая изюминка?
Шварц нежно привлёк Любовь к себе, улыбнулся и обнял:
– Да ты сплошь из изюминок состоишь, милая. Ты вся практически кекс. А если серьёзно, ты самое прекрасное, что может вылепить Создатель, – прошептал он ей на ухо, ничуть не лукавя, поскольку обращался в этот момент не к ней, а непосредственно к её оттопырке. – Спасибо, что ты меня нашла… – Но обратился и к ней, поэтому слегка позволил себе и полукавить для пущей волнительности ситуации: – Знаешь, чего я сейчас хочу больше всего? – И тут же, не дав ей ответить, прошептал: – Измерить твой рост своими губами… Твоя душа – загадка… а тело – сплошной ребус… – Они опустились на разваленную тахту, тут же, перед натюрмортом из открытого зелёного горошка, колбасного сыра и бутылок зелёного стекла, и он нежно положил ей руку на грудь. – Вот это я и затрагиваю в тебе сейчас… Видишь? – Он ласково покрутил пальцем вокруг её воображаемого соска, как бы лаская его заочно. И почувствовал, как она вздрогнула. Всей персоной. Целиком. – Это и есть самое прекрасное. Если не брать в расчёт душевное начало. Да?
– Да… – прошептала оттопырка, уже плохо схватывая суть льстивых Юликовых комплиментов. Ей уже было не до слов. Наверное, подумал Юлик, потому что она не курила и сохранила в нетронутости бо́льшую часть основных инстинктов. А ещё подумал, мысленно хмыкнув, что всё же он неплохой, наверное, человек, поскольку не путает заурядное распутство с художническим разнообразием. И подвёл промежуточный итог своих блицразмышлений. Разумеется, про себя: «Напилась – веди себя доступно, солнышко…»
После этого они поцеловались уже по-настоящему, и Шварц, перед тем как начать расстёгивать оттопыркины пуговички, сообразил вдруг, что такой натюрморт, с горошком на этикетке, хорошо не продашь. По крайней мере, сейчас. Может, ближе к лету, когда начнётся уличная торговля, и народ подвалит разновсякий, и среди прочих найдётся ценитель грубой и натуралистичной