как-то раз принес боби́ну (ступицу) от сломанного колеса. Уж если совсем ничего такого не находилось, разрешалось сжечь сноп соломы.
Масленицу жгли на Городке: с факелами, насаженными на палки, бегали по горе. Такое же виднелось и в других деревнях.
Рожкины
Лысая Гора своим пахотным склоном обращена на юг, к Ласко́ву. Солнце съедало здесь снег рано, до прилёта скворцов, грачей и жаворонков. Снег ещё лежал в оврагах, в кустарнике, другие пашни лишь местами чернели проталинами, а Лысая Гора своим жёлтым песчаным склоном уже дразнила пахаря.
Мы ещё боялись выходить на улицу босиком в своём Ласко́ве, а Рожкины ребята уже собирали пупыши́ (головки хвоща) на Лысой горе. И видишь, как они собирают и тут же едят пупыши, да ведь не побежишь через болото на чужое поле. А когда дождёмся пупышей на своих полях, Рожкины первыми во всей округе выезжают пахать Лысую Гору. Она была для всех как бы ориентиром: на ней первыми начинали пахать, сеять, жать.
Рожкины жили на хуторе. И хотя главой семьи считался Лёха, но фактически всем хозяйством заправляла его жена Катя. Даже со стороны это казалось правильным, а непонятным было другое: как такому замухрышке удалось жениться на красивой здоровенной бабе.
Детей у них было много – пятеро сыновей и дочь. Только старший, Ваня, был похож на отца – маленький, сутулый, худощавый. Остальные – в мать: высокие, статные, красивые.
Когда учились в Шумаях, иногда после обильных снегопадов заносило дорогу, и мы были вынуждены делать крюк по наезженной дороге, крюк “на Рожкиных”.
Как-то раз зашли с Митькой к Рожкиным, чтобы дальше идти в школу вместе с их сыновьями. Семья только что уселась завтракать, с трудом разместившись в “боковухе”. Ни одна из двух изб ещё не была готова.
Переступив порог и поздоровавшись, мы так и остались стоять. Пройти было некуда.
Рожкины в восемь пар рук быстро разобрали горячую картошку и, обмакивая в соль, аппетитно ели её с хлебом.
– Э-эх, огурчик бы солёный сейчас пригодился, – вдруг вспомнил Вася.
– Ма-ам, дай огурца, – попросил младший, Петя.
– Где ж я возьму! – сердито бросила Катя, но, глянув на нас с Митькой, смягчилась:
– Полная бочка была засолена, вот только кончились…
Нам-то, конечно, было невдомек, что Кате не хотелось ударить в грязь лицом перед нашими бабами. Ведь её Вася гулял с Олей Бобкиной. Что о ней, о Кате, подумают в Ласко́ве, если мы, не дай бог, проговоримся, что у Рожкиных даже огурца солёного нет?
Чтобы нас не задерживать, Гриша быстро расправился с завтраком и первым выскочил из-за стола, для отвода глаз обернувшись в передний угол и мотнув правой рукой вокруг лица.
– Ишь, желанный, перекреститься как надо и то лень, – буркнул отец.
Пока Гриша собирался, я всё хотел спросить, почему это Коля, который вместе со мной учился в четвертом классе, не собирается в школу.
Спросил на улице у Гриши.
– Коля больше в школу не пойдет, – ответил он и пояснил, что и сам давно уже учиться не хочет, но только Коле родители разрешили