Единственная надежда здесь на то, что завещание уже официально оглашено и для родственников не является тайной. Но в том-то и дело, что мы-то – не родственники… В общем, не знаю, будем надеяться на то, что ему удастся уговорить их, этих адвокатов. Между прочим, прежде чем начать уговаривать, их еще предстоит найти. Ведь не одна же единственная там адвокатская контора… Я дал ему кое-какие наводки, надеюсь, это поможет.
– И я тоже очень на это надеюсь. Могу сказать вам, что если бы мы сейчас знали в точности условия завещания, мы могли бы с гораздо большим основанием утверждать или опровергать предположение о том, что Насте кто-то хочет навредить. Ведь если интересы девочки оговорены четко и предусмотрены все нюансы, то нет никакого смысла пытаться навредить ей. Если же в завещании имеются, так сказать, лазейки… тогда тем более нам необходимо знать его условия. Ведь в зависимости от того, каковы эти лазейки, будут строиться и планы… – Я хотела сказать «преступников», но вовремя удержалась. – …планы тех, кто, возможно, хочет завладеть долей наследства, принадлежащей Насте. В общем, Николай, от способностей и расторопности вашего финского друга зависит сейчас очень многое.
– Да, я понимаю…
– Впрочем, вполне возможно, что дело и не зайдет так далеко, – бодрым голосом сказала я, снова уловив в голосе своего собеседника тоскливые нотки. – Надеюсь, кое-что мне удастся выяснить уже завтра.
Мы попрощались, и я снова закурила сигарету.
Пытаясь настроить Семенова на оптимистичный лад, сама я не питала особо радужных надежд. Даже если соседи, от которых Семенов получил информацию, что-то и напутали с этими детскими домами, куда еще могла попасть девочка, у которой умерли последние родственники? Не в Тарасовский детский дом, так в пригородный. А все их мы проверили. И городские, и пригородные, и государственные, и частные.
Но ясно было и то, что не мог вот так испариться в никуда живой человек. Тем более ребенок. Существуют соседи – жители маленькой деревушки, где все на виду, которые, конечно же, были в курсе этой истории. Существует администрация, в конце концов, которая, собственно, и должна была заниматься всеми этими вопросами. Да дайте мне только добраться до них, я из них всю душу вытрясу, но узнаю, куда они подевали девчонку!
Самой неприятной из всех мыслей, одолевавших меня, была та, что если в тот момент, когда я впервые услышала историю о Насте Колобковй, было два варианта развития событий – наилучший и наихудший, то теперь остался только один. Наилучшим вариантом было бы то, что Настя живет себе преспокойненько в одном из детских домов города Тарасова. Наихудшим – что ее труп гниет сейчас в каком-нибудь овраге среди пригородных лесопосадок.
Первый из этих двух вариантов был разработан, проверка дала отрицательный результат. Оставался только второй. Поэтому моя задача сейчас сводилась, пожалуй, не столько к тому, чтобы найти саму Настю, сколько к тому, чтобы выяснить, как она, минуя все официальные каналы и учреждения, очутилась в лапах своих недоброжелателей. Ну и, разумеется, к тому, чтобы прижать к ногтю самих этих