действительно: политические шансы были так благоприятны после заключения балканского союза, что в коалиционном министерстве не было никакой нужды для Николы Пашича. А после войны, когда во весь рост свой встали временно отодвинутые затруднения и опасности, когда стало ясно, что мир не принесет Сербии всего того, что обещала война, Пашич поставил во главе «мирной» лондонской делегации Стояна Новаковича.
Возможно, что история, в некоторых областях которой г. Новакович, как ученый, работал с большим трудолюбием и значительным успехом, предоставила педантическому представителю непедантической страны в последний раз возможность попытаться «абстрактными политическими доводами» убедить европейскую дипломатию в том, что Сербии, в интересах ее «органического развития», необходим свободный и нестесненный выход к Адриатическому морю.
«Одесские Новости» N 8902, 19 декабря 1912 г. (1 января 1913 г.)
Л. Троцкий. НИКОЛА ПАШИЧ
I
Будет ли война с Австрией? – Никто не знает. Спросите Николу Пашича. Он знает. Если нужно, Пашич сделает так, что будет война. Если не нужно – войны не будет. Пашич думает за всех, Пашич знает, что нужно. За ним Сербия не пропадет – за Николой Пашичем! В Софии политические зубоскалы, заседающие по кафе, говорят: «Нет, Фердинанд не даст грекам Салоник, уж это как дважды два»… А в Белграде все политические разговоры вертятся вокруг личности Пашича. Про короля Петра вспоминают только в исключительных случаях и по чисто внешним поводам, когда, напр., австрияки осветят из Землина прожектором королевский дворец. А Пашич всегда у всех и на уме и на языке.
Откуда эта популярность и эта власть? Пашич не оратор, не журналист, не боец, не блещет талантами, – Пашич вообще не блещет. Рядом с ним стоят такие даровитые люди, как Стоян Протич и Лаза Пачу, боевой журналист и боевой оратор старорадикальной партии, – и, однако, никто не скажет вам: «Спросите Протича или Пачу», а всякий скажет: «Спросите Пашича», – и лукаво прибавит: «только Пашич все равно ничего не скажет».
Пашич – не оратор, сказал я. Правильнее было бы сказать, что Пашич совершенно не умеет говорить. Пытаясь облегчить ему работу, я переходил в интервью с русского языка на немецкий и с немецкого на русский: меня предупредили, что Пашич владеет этими двумя языками, – дело, однако, шло из рук вон плохо. И когда я рассказал об этом своим белградским друзьям, мне ответили:
– Да он и по-сербски говорит точно так же.
– Как так? Да, ведь, он серб?
– Коренной. Однако же, крайне неправильно и лишь с большими затруднениями владеет сербским языком.
– Ну, это не совсем так, – говорит другой собеседник. – Когда Пашич захочет, он говорит достаточно свободно. А это он просто выработал такую манеру, чтоб облегчить себе обдумывание ответа: подыскивая – на вид, беспомощно – непокорные слова, Пашич на самом деле занят выработкой наименее определенного и наименее уязвимого из всех возможных ответов.
– Нет, я с этим