старуху, попробуйте поживите с внуком, который на завтрак употребляет сначала водяру, а потом уже все остальное. Одним словом, Собака пропал, и наши друзья-рекламщики грозили сделать с ним что-то страшное, в случае, если тот найдется, – «так и передайте Собаке, – говорили они нам, – яйца поотрываем». Я сомневался, что таким способом Собаку можно было заманить назад в редакцию, но обещал передать. Мне не трудно. Вову и Володю мы недолюбливали, но терпели, они учились на историческом и, как большинство отличников с исторического, сотрудничали с кгб; кгб, я думаю, сильно потеряло от присутствия в своих рядах двух даунов – Вовы и Володи, но порядок есть порядок, я так думаю, иначе для чего б их держали в штате. Вова и Володя, очевидно, что по протекции кгб, уже на первом курсе устроились в рекламный отдел одной из первых харьковских независимых газет, газета их работала от какого-то фонда демократического развития, редактор – пидор-проныра – выбил из америкосов солидный грант, и они запустили в свет свою независимую газету, одними из первых в городе начали печатать на обложке голых теток, а внутри – пространные программы телепередач. Кроме того, постоянно гнали на совок, можно сказать, за деньги америкосов поливали говном нашу советскую родину, нашу молодость можно сказать, я не любил эту газету, хотя тетки на обложке мне нравились. Вова и Володя работали, как я уже сказал, в рекламном отделе, не знаю, как они там работали, возможно, что и плохо, потому что традиционно раза два в неделю они заезжали к нам, напивались водяры и дрались между собой. Вообще они приятельствовали и ладили друг с другом, Вова был немного выше, Володя – немного толще, и вот напивались, выходили незаметно в коридор и начинали мочить друг друга, причем по-настоящему, без дураков, с выбитыми зубами, с соплями и слезами на фейсах. Так что какие из них могли быть кагебисты – не знаю. Мы их сначала разводили, а потом смотрим – ну, хули, дерутся пацаны и пусть себе дерутся. Может, у них, у историков, так принято, может, им кгб за это доплачивает, чего лезть.
Еще с нами на этаже живет Ваха. Ваха грузин, хотя Собака его тоже называет евреем. У Вахи свой бизнес – возле конечной, на самом выезде из города, совсем близко от нас, у него стоит несколько киосков, в которых работает несколько наложников. Наложники живут в одном из киосков, собираются там на ночь, зимой жгут костры, однажды чуть не спалили киоск, хорошо, что он был железный, просто пожарились, но выжили. У Вахи целых две комнаты – в одной он живет, в другой держит контрабанду, разные там шоколадки, колу, героин и чупа-чупсы. Ментуре он платит, вахтерам тоже, нас не трогает, так что Ваха положительный герой, точно положительный, иначе не скажешь. Нам он продает непаленую водяру, хотя скидок не делает. Собаку Ваха боится, и когда тот приходит к нам, запирается в одной из комнат, я себе представляю, как он в это время пересчитывает тертые банкноты и заглатывает золотые монеты, чтобы еврей-антисемит Собака Павлов не отобрал в случае чего.
Дальше по коридору, где-то в его недрах,