Сначала я попытался установить контакт с теми, кто знал моего отца, а особенно с работавшими вместе с ним копами. Некоторые уже умерли. Другие исчезли с радара, выйдя на пенсию, как иногда случается с теми, кто отслужил свой срок и хочет только получать пенсию и отойти от всего этого. Но я знал имена двоих, с кем мой отец был особенно близок, усталых копов, закончивших полицейскую академию вместе с ним, – Эдди Грейса, который был на пару лет старше моего отца, и Джимми Галлахера, старого товарища и лучшего друга моего отца. Моя мать иногда ласково называла отца и Джимми «дружками дня рождения», намекая на их загулы дважды в год. Это были единственные случаи, когда отец пропадал на всю ночь, и, в конце концов, снова появлялся незадолго до полудня следующего дня, когда тихо возвращался, чуть ли не извиняясь, слегка помятый, но никогда не блюя и не спотыкаясь, и потом спал до вечера. Моя мать никогда это не комментировала. Она прощала ему такой грешок, а у него было мало грешков – или так мне казалось.
И еще был сам Джимми Галлахер. В последний раз я видел его какое-то время спустя после похорон, когда он пришел к нам спросить, как мы, и мать сказала ему, что собирается уехать из Перл-Ривер и вернуться в Мэн. Мать отослала меня спать, но что, подросток не подслушает с лестницы в поисках информации, которую, несомненно, от него утаивали? И я услышал, как моя мать сказала:
– Насколько ты был в курсе, Джимми?
– В курсе чего?
– Всего этого: девушки, появившихся людей. Что из этого ты знал?
– Я знал про девушку. Остальное…
Я чуть ли не увидел, как он пожимает плечами.
– Уилл сказал, что это были те же самые люди.
Джимми какое-то время молчал. Потом проговорил:
– Это невозможно. Ты знаешь, что это невозможно. Одну я убил, а другой погиб несколькими месяцами раньше. Мертвые не возвращаются, такого не бывает.
– Он шепнул мне это, Джимми. – Она сдерживала слезы, но из последних сил. – Это последнее, что он мне сказал. Сказал, что это были они.
– Он был напуган, Элейн, он боялся за тебя и мальчишку.
– Но он убил их, Джимми. Убил, а они даже не были вооружены.
– Не знаю почему…
– А я знаю: он хотел остановить их. Он знал, что, в конце концов, они вернутся. Им бы не понадобилось оружие. Если надо, они бы это сделали голыми руками. Может быть…
– Что?
– Может быть, так им было бы даже удобнее, – закончила она.
И теперь заплакала. Я слышал, как Джимми встал, и знал, что он обнял ее, утешая.
– Мы никогда точно не узнаем. Я знаю одно: он любил тебя. Любил вас обоих и сожалел о том, что сделал, ранив тебя. Думаю, все эти годы он пытался загладить свою вину, но не смог. Это была не твоя вина. Он не мог простить себе, вот и все. Просто не мог…
Рыдания матери усилились, и я отвернулся и как можно тише ушел в свою комнату, где стал смотреть из окна на луну, на Франклин-авеню и на дорожку, по которой отец никогда не пройдет снова.
Пришел официант