всем, я еще пускаюсь в сетования! Будем наслаждаться настоящим, Актэ! Печальные мысли безумны при взаимной любви. Да, вот палатка египтянина, но теперь я смеюсь над ней! Разве я не в тысячу раз счастливее, чем был прошлой осенью? Разве теперь я не знаю того, что ты любишь меня, о чем тогда не подозревал?
– Мне нравится, когда ты такой! Смотри, какой блеск и сияние среди аллей! Повсюду я вижу моего возлюбленного, в мраморе, бронзе, серебре, золоте – и повсюду он один и тот же, достойный обожания Геро. У тебя прелестнейший рот, какой я когда-либо видела. Чудные губы, созданные для поцелуев, для песен и красноречия. Нерон, я с ума сойду от самомнения и гордости. Во всем обитаемом мире звучит твое божественно-сладкое имя… – Нерон! – шепчет лузитанец и почтительно преклоняет колени перед твоим изображением. – Нерон, – раздается в Азии и в Африке. – Нерон, – слышится в Галлии и по ту сторону границы, у германцев…
– Которые, однако, ни в каком случае не преклоняются перед статуями императора!
– Нет? Почему нет?
– Потому что они свободный народ и не посылают свои войска следом за римскими орлами.
– Но ты еще недавно показывал мне из верхней комнаты нашей виллы хаттского вельможу в римском вооружении?
– Это был Гизо, сын хаттского вождя Лоллария. Гизо служит у нас, чтобы научиться римскому языку и военному искусству, впоследствии применив свои познания у себя на родине.
– Ты позволил ему это?
– Почему нет? Если бы я запретил, то не было бы это похоже на то, что римская империя боится своих соседей германцев?
– Ты прав, я не подумала об этом.
– К тому же этот молодой хатт уже щедро вознаградил нас за то, чем мы ему были полезны, оказав нам большие услуги в борьбе с восставшими парфянами на востоке и еще двумя северными сарматскими племенами, не проявлявшими ни малейшего уважения к римскому величию.
– Как счастлива была бы я, если бы могла разделять с тобой все твои дела! – вздохнула Актэ.
– Разве ты не примечаешь, что я сам перестал серьезно относиться к ним? Ты и красота природы – вот мой мир, мое настоящее и будущее. Взгляни как внезапно засияла вершина старого храма Минервы! Солнце склоняется к западу, и сама богиня мудрости как бы выражает мне одобрение этим снопом лучей своего рассеивающего мрак светила!
– Да, настоящее и будущее! Сегодня же вечером мы выпьем за процветание… Но скажи, кто эта роскошная женщина в носилках рядом с красивой уроженкой Востока? Носилки бледно-красные, а носильщики в темно-желтых одеждах?.. Она прекрасна, но пламенный взгляд ее глаз пугает меня…
– Ты никогда не слыхала о Поппее Сабине, супруте Ото, друга моего детства?
– Как же, как же… Но смотри, как она глядит на тебя! Она тебя узнала! Ее гордое лицо на мгновение исказилось гневом.
– Что ты делаешь?
– Придерживаю занавеску, пока мы пройдем…
– Чтобы вдвойне привлечь ее внимание?
– Чтобы укрыть тебя от ее дурного глаза. Скажи, Нерон, часто ты встречаешься