взгляда на рану оказалось Ретагору достаточно, чтобы понять, что с Харником ничего не серьезного. Оружие, которым его огрели по голове, лишь разрезало кожу, оставив, правда, заметный след, и вытекшая кровь уже успела запечься, но самое главное – череп был цел. Рана тем не менее побаливала, это было заметно по поведению Харника, пока Ретагор, как мог бережнее промывал ему рану, освобождая волосы от уже образовавшихся колтунов. Это заняло у него немного времени, при этом Арлетт внимательно следила за всеми его движениями, словно хотела запомнить их. Это несколько удивило Ретагора, но он воздержался от расспросов.
Когда все было закончено, Ретагор достал из кармана своих штанов чистый клочок льняной ткани и аккуратно протер рану. После чего спрятал этот платок обратно в карман, выплеснул воду из лохани обратно в реку и сел рядом. Арлетт немного постояла, потом тоже опустилась около него.
– Все в порядке, – проговорил Ретагор и стал отвязывать от пояса внушительных размеров флягу. Откупорив затычку, он протянул флягу Харнику со словами: – Хлебните.
– Вода?
– Вино. Не бог весть что, но вам не помешает.
Харник сделал несколько глубоких глотков, а Ретагор эти несколько мгновений изучающе смотрел на него. Сейчас он был совсем не похож на того надменного и строгого аристократа, каким встретил его прошлой ночью, но уже тогда, в ходе разговора, Ретагор разглядел в нем человечность. Теперь же, сидя на подстилке из накидки почти незнакомого ему человека с влажной еще головой, Харник больше походил на усталого пожилого человека, чем на строгого аристократа, в руках которого, возможно, сосредоточены судьбы многих людей, каким представлялся в самом начале. Даже вычурно богатый наряд тушевался рядом с этим видом поверженной слабости и усталости, сквозившей во всем его виде, позе и манере держаться. Ретагор заметил, что Арлетт тоже во все глаза смотрит на нового знакомого, точнее, незнакомого человека, потому что в суматохе Ретагор не успел их представить друг другу. В этом взгляде читался откровенный интерес и интригующее любопытство.
– Спасибо, – поблагодарил Харник, возвращая флягу Ретагору. Тот незаметно для Харника протер горлышко и предложил Арлетт. Но она отказалась, тогда он сам приложился к фляге.
Харник притронулся к ране, слегка скривил лицо, но, видимо, остался доволен, потому что улыбнулся и проговорил:
– Я забыл тебя поблагодарить, друг мой. Похоже, ты опять спас меня.
– Разве я уже спасал когда-то? – лукаво поинтересовался Ретагор.
– Вчера. Вчера ты спас не только меня, но и многих, не представляешь скольких. Хотя теперь, после смерти Анура, во мне горят сомнения.
– Сомнения? – спросила Арлетт. – Но в чем?
– Милое дитя, – обратился к ней Харник, пошевелившись, чтобы поменять позу. Теперь он согнул одну ногу в колене и положил на нее локоть, став похож на задорного пастушка. Только свирели не хватает, подумал Ретагор. А Харник продолжал: – Я