же «первые руки»?
– Витя.
– Бут?
– Да заткнись ты! – Семен побледнел. – Кто Витю помянет, в живых не будет. Он из-под земли достанет.
– Клал я на него, – я щелкнул пальцами на испанский манер. Получился сухой резкий звук кастаньеты. – Я с Витей знаком не хуже, чем с тобой, я, может, с ним спирт пил, с Витей-то. Витя никто, чтоб ты знал. Он просто наемный менеджер, кто-то вроде разъездного коммивояжера. У него контракты с нашим «Росвооружением», «Локхид-Мартин», израильским «Галалом», австрийским «Глоком» и еще с тьмой производителей, которые не могут официально продавать свой товар некоторым, скажем так, странам и категориям населения. И всем им нужен Витя. Он оперирует чужим товаром и чужими деньгами, а расплачиваются с ним всегда после сделки, то есть деньги от продажи оружия он сперва заносит на базу, а потом получает свои посреднические. Классические отношения работодатель – наемник, поэтому даже если какой-нибудь безголовый журналюга или писатель утратит инстинкт самосохранения и вздумает написать про Витю Бута правду, этого бумагомараку никто не издаст, а если издаст, то его больше нигде никогда не найдут. Жаль, я не знал, что «Локхид» делает такую прелесть. Я думал, «Першинги», «Стелсы», «Томагавки», то есть что-то такое крупное, а у них, оказывается, есть радиоактивные проекты. Ведь штуковина-то, кажется, серийная?
Семен умоляюще сложил руки на груди:
– Дорогой мой, я ничего этого не хочу слушать, и знать я тоже ничего больше не хочу. Ты продолжаешь играть в свои игры – я лишь скромный владелец лавочки. Ты попросил – я достал. И все, и ладно: свиделись и разбежались.
– Да иду я, иду… Я и впрямь что-то заболтался. Неожиданно прорезавшаяся болтливость – первый признак старости, Сеня, как ни крути. Ну…
– Прощай! – со значением в голосе выпалил Семен, и я видел, как помрачнело его лицо, когда я поставил перед ним сумку, чиркнул зиппером и вывалил содержимое прямо на пол: пачки ценных бумаг, много пачек. Я таскал с собой по Нью-Йорку капитал, нескромный даже для Манхэттена.
– Что это? – Семен маскарадно прищурился. Это был его фирменный «близорукий» прищур.
– Это? Это плата за товар.
– Но мы ни о чем таком вроде не договаривались, – Семен, не отрываясь, смотрел на пол, усеянный разноцветными пачками акций. На каждой акции в одной из верхних пачек был проставлен ее номинал: один миллион долларов.
– Семен, мне не нужно, чтобы кто-то, кто помог тебе достать полоний, мог узнать, для чего именно он мне понадобился. Во всяком случае, пусть это остается секретом какое-то нужное мне время. Потом-то скрывать не будет никакой надобности, скорее наоборот. Так что передай это сам знаешь кому. Не стану произносить его имени, раз уж ты так его боишься.
– А что это? Ведь это не деньги?
– А ты хочешь, чтобы я таскал с собой несколько килограммов наличности? Это акции Уоррена Баффета.[13] Каждая номиналом в миллион. Я не ошибся с суммой?
– Да нет… Даже много.
– Я