вредных помыслов у встречной публики. И точно: при виде вышколенной охраны нормальные люди вели себя как при приближении пары ротвейлеров, – останавливались, опускали руки и отводили глаза в сторону.
Капитан Захаров просто еще сильнее вжался в кресло.
Сергей Янович Винглинский появился секунд через десять после своей охраны. Высокий и стройный белобрысый человек с бледно-серыми глазами. Лет ему было около сорока, и, если смотреть со стороны, самым слабым его местом оказывалась прическа – легкий пушок на удлиненном тутанхамоновском черепе. Обычно вид этой с трудом сберегаемой прически вызывал у Захарова злорадство в адрес шефа – лысеешь, бедняга – и настраивало на философский лад: мол, никакими миллиардами не восполнишь недоданное природой!
В данный момент почему-то именно эта одуванчиковая шевелюра пугала капитана более всего.
Сергей Янович вошел и не поздоровался со вскочившим Захаровым. Сделал круг по номеру, отдернул-задернул занавеску, открыл-закрыл бар, шкаф с хрусталем и произнес унылым голосом:
– Кто пил из моей чашки? Кто ел из моей тарелки?
Потом посмотрел на капитана. Тот таращился на него, ничего не думая и не ощущая.
– Что охраняем, то и имеем, да? Капитан опять не нашелся что ответить. Олигарх сел на круглый пуфик у окна.
– Надеюсь, ты не думаешь, что мне жалко, Захаров? Капитан замахал руками, потому что они раньше, чем губы и язык, поняли, как и что надо отвечать шефу.
– Мне не жалко. Тем более что ты даже со всеми блядьми этого города не выпьешь весь мой коньяк и не сожрешь…
– Я понимаю, понимаю, Сергей Янович…
– Нет, ты не понимаешь. Вот ты нацелился на должность начальника местной милиции. Нацелился?
Капитан угрюмо кивнул.
– Ты знаешь, я был «за». «За»! Потому что мне нужен был надежный человек во главе «моей» милиции. И ты был «за». Потому что рассчитывал, что я поставлю тебя во главе «твоей» милиции. Ты все время путаешь свое и чужое.
Захаров вздохнул и икнул.
– И знаешь, что самое неприятное в этой ситуации? Ты – неисправим. Потому что ты из ментуры. Это у вас в крови – путать свое и чужое. Еще можно терпеть, когда чужое ты отбираешь у того, кто под тобой, но когда ты лезешь в карман того, кто тебе платит, – такое терпеть нельзя.
Захаров легко и беззвучно хлопнулся на колени.
– Сергей Янович, виноват, совсем виноват, но отслужу. В первый и последний раз. Голова закружилась. В первый и последний раз. Я даже пить бросил.
Олигарх брезгливо сказал:
– Да встань ты, сердце мое! Не надо тут мне Малый театр устраивать!
– Встану, встану, как скажете.
– Оставайся пока. Но справки о тебе наведу. И только тогда окончательно решу, что с тобой делать. Может, все же и уволю. И в простые банщики переведу.
Захарова это сообщение качнуло, но он пытался улыбаться, отчего выглядел особенно отвратительно.
– А сейчас надо немного поработать.
– Что вы, Сергей Янович, что вы, поработать – это я всегда.