что моя дочь – не такая, как другие дети? А ты просто сидела, молчала и ухмылялась. Ни разу рта не раскрыла. Как зомби какой-то. Я так просто больше не могу, – простонала Дейзи. – Убери уже свою чертову книгу и веди себя как нормальный человек, наконец. Ты не видишь, как мне плохо? Не видишь, что ты со мной делаешь, а?!
Мы перешли дорогу. Олли. Он бы вел себя со мной совсем иначе, в сто раз лучше, чем Дейзи, – он бы никогда не обвинил меня в том, что я причиняю ему боль. Олли бы обнял меня и утешил, сказал бы, что все будет хорошо.
Но что мне теперь делать, доктор? Скажите мне. Моего папы больше нет. Он гниет в земле. Наверное, его кожа уже высохла и потрескалась. У него больше нет тех глаз, которые мне так нравились, доктор. У него были красивые глаза. Я любила его улыбку, и его зубы, и все остальное. Как мог такой светлый человек совершить подобную глупость? Как мог такой человек подумать, что сможет ограбить банк? Как у него вообще хватило смелости и наглости? Скажите мне, почему я не могу простить ему такое безрассудство?
До дома оставалось совсем немного. В мое плечо нещадно впивались ногти Дейзи. Ее пальцы превратились для меня в острые гвозди. Мне захотелось взять доску, схватить пальцы Дейзи и что есть силы вбить их молотком в дерево. Чтобы она больше никогда не подняла рук. Чтобы больше не могла принимать наркотики. Чтобы усмирить ее демона.
8
Я проснулась от пронзительного свиста чайника на кухне и громких звуков, доносившихся из соседского радиоприемника за тонкой стеной. Под одеялом было так тепло. Я посмотрела на потолок, и в голове у меня возникли строки из книги.
У меня всего одно желание, – произнесла Дороти, – быстрее вернуться домой в Канзас, потому что тетя Эм наверняка думает, что со мной приключилась беда. Ей придется нарядиться в траур, а если урожай окажется такой же, как в прошлом году, боюсь, дяде Генри это будет не по карману.
Я улыбнулась. Вот, и у Дороти и ее семьи тоже были проблемы с деньгами. Видите, доктор? Не такие мы уж с ней и разные.
– Блю, иди завтракать! – закричала Дейзи.
Взяв книгу, я отправилась на кухню. На мне была только рубашка, болтавшаяся на худом тельце, – она была мне очень велика.
– Сегодня овсянка, – сказала Дейзи, поставив на стол тарелку с кашей. По цвету каша скорее напоминала свежую рвоту. Я села за стол.
– Я буду в гараже у Энтони целый день, так что ты остаешься дома одна, – говорила Дейзи. Она стояла ко мне спиной и накладывала себе в тарелку порцию каши. Потом повернулась и села напротив меня. Поставив локоть на стол, отправила в рот ложку с овсянкой. Я тоже попробовала кашу. На вкус она была слишком сладкая и какая-то искусственная, но я все равно ее съела. Дейзи громко чавкала.
– Уж не знаю, в самом ли деле ты сумасшедшая или просто полная идиотка, – произнесла она, наблюдая за тем, как я с серьезным лицом рассматриваю свое отражение в ложке.
– Наверное, ты одержима. Потому как… – сказала что-то Дейзи…
А потом ее голос исчез из моего сознания. Просто взял и исчез. Я больше не слышала ее, ни звука. И думала, почему Дейзи вечно считает себя