лишь за неделю до этого, заставило оставшихся в Кован-Бридж взглянуть с бо́льшим беспокойством на симптомы Элизабет, которые тоже оказались признаками чахотки. Ее послали домой в сопровождении верного слуги заведения, и она также скончалась ранним летом того же года. Таким образом на Шарлотту внезапно были возложены обязанности старшей сестры в семье, лишенной матери. Она помнила, как упорно, ревностно и серьезно ее сестра Мария стремилась быть ласковой помощницей и советчицей для всех них, и обязанности, которые сейчас выпали на ее долю, казались едва ли не завещанием недавно скончавшейся нежной маленькой страдалицы.
И Шарлотта и Эмили вернулись в школу после каникул в середине лета того же рокового года [36]. Но до начала следующей зимы было сочтено благоразумным забрать их оттуда, так как стало очевидно, что сырость в доме Кован-Бридж пагубно сказывалась на их здоровье.
По вышеизложенным причинам девочек послали домой осенью 1825 года, когда Шарлотте было едва за девять.
Примерно в это время в пасторском доме появилась новая служанка – пожилая женщина из деревни. Она жила с ними почти как член семьи около тридцати лет. Срок ее верного служения, а также привязанность и уважение, которые она снискала, заслуживают особого упоминания. По своему диалекту, внешности и характеру Тэбби[37] была типичной представительницей йоркширцев своего класса. У нее было предостаточно здравого смысла и смекалки. Она редко кому-либо льстила, но не жалела сил для тех, к кому относилась по-доброму. Детьми она управляла довольно жестко и в то же время всегда была готова сделать дополнительное усилие, чтобы побаловать их в меру своих возможностей. В ответ она требовала, чтобы к ней относились как к преданному другу. Много лет спустя мисс Бронте рассказывала мне, что ей было непросто удовлетворять этому требованию: Тэбби ожидала, что ее будут информировать о всех семейных неурядицах, но она была глуховата, поэтому о том, что ей говорилось, узнавали все, кто оказывался рядом. Чтобы не предавать секреты огласке, мисс Бронте имела обыкновение брать ее на прогулку по безлюдным болотам, и там, усевшись с ней на пучках вереска где-нибудь на пустынной возвышенности, она могла спокойно осведомить старушку обо всем, что той хотелось знать.
Тэбби жила в Хауорте еще в тот период, когда раз в неделю через городок в радующем глаз шерстяном убранстве проходили вьючные лошади, побрякивая колокольчиками. Они везли местные товары из Кейли через горы в Лоулн и Бернли. Она помнила «низинку», или долину, в те давние времена, когда в лунные ночи на берегу реки появлялись феи, и она лично знала тех, кто их видел. Но это было до того, как в долине появились фабрики, в ту пору пряли вручную в деревенских домах. «Фабрики их вытеснили», говорила она. Без сомнения, она могла рассказать много историй о прошлом этого края; о старинном образе жизни, былых обитателях, обедневшем, постепенно исчезнувшем дворянстве, чьи жилища так