ещё предстояло разобраться в искусстве иносказаний, в великом искусстве слагать то хвалебные, то язвительные стихи, которым маленький Скегги владел не по возрасту. Ибо вот как примерно звучала бы его речь по-словенски: «Девка, одевшаяся по-мужски! Утри-ка сопли и впредь думай хорошенько, прежде чем замахиваться на сына героя!»
Каждое слово было достаточно ядовито само по себе. А уж все вместе, превращённые хитроумным Скегги в хулительное стихотворение – нид, они приобретали силу затрещины.
Видга положил рыбу наземь и по-прежнему не торопясь двинулся назад. Какое-то время Скегги ещё стоял со стиснутыми кулаками, гордо подняв голову. Но у Видги явно была на уме кровь, и Скегги не выдержал – побежал.
Бегать от Видги было бесполезно. Как и сопротивляться. Видга был воином. Он мгновенно прижал Скегги к земле и выкрутил ему руку.
– А теперь скажи мне что-нибудь более достойное, Скегги Скальд, если хочешь выкупить свою чумазую голову. Да побыстрей, пока я не привязал тебе камня на шею.
Скегги извивался от боли и унижения, но молчал. Из разбитого носа текла кровь. Видгу он не успел даже царапнуть. Видга сказал:
– Пожалуй, я обойдусь и без камня…
Оторопевшая было Звениславка подлетела к мальчишкам и рванула Видгу за плечо:
– Ты ведь бьешь его потому, что он слабее тебя!
Видга поднял голову и усмехнулся:
– Этот трусишка никогда не возьмёт в руки меча. Если бы он родился в голодный год, его велели бы вынести в лес. Это не воин, а лишний рот за столом!
Скегги рванулся и заплакал.
Звениславка проговорила раздельно, зная, что приобретет врага:
– Я думаю, это хорошо, что Хельги – брат твоего отца, а не твой. Ты уж точно приказал бы отвести его в лес…
Худшую пощечину трудно было придумать. Сперва Видга перестал даже дышать. Что учинить над ней за эти слова, убить?
Но нет. Внук Ворона не стал марать кулаков о такое ничтожество, как гардская девчонка. Он только сказал:
– Немалая неудача для меня в том, что Хельги велел называть тебя гостьей.
Он взял Скегги за шиворот и, подняв с земли, пинком отшвырнул его прочь.
– Что ты ему сказал такого обидного? – спросила Звениславка у Скегги, когда Видга ушёл. – Я же ничего не поняла!
Скегги, всё ещё хлюпавший носом, неожиданно приободрился при этих словах. Они как будто напомнили ему о чём-то способном утешить его в самой лютой тоске. О таком, что он не променял бы даже на место за столом подле вождя!
– Все они здесь называют меня скальдом, – ответил он гордо. – Я попробовал мёда!
Было так.
Давным-давно задумал одноглазый Один похитить волшебный мёд… Тот мёд, что придаёт вещую силу вдохновенным словам песнотворца, превращая их то в целительное, то в смертоносное зелье. А хранило его могучее племя злых исполинов. Но перехитрил Всеотец молодую великаншу, приставленную стеречь бесценные котлы. Удалось ему не удававшееся никому. Завладел Один мёдом, обратился орлом и во весь дух помчался домой,