раз подфартило с транспортом. Старенький грузовичок привёз на батарею ящики со снарядами и письма личному составу. В него-то Пудов и уместился рядом с шофёром-ефрейтором, пока бойцы, взволнованные ожиданием полученной почты, быстро справлялись с разгрузкой. Проверять почту Пудов не стал, дабы не упустить подвернувшуюся оказию и не идти в штаб пешком. «Потом проверю,» – подумал он и скомандовал:
– До моего прибытия почту не выдавать.
Бойцы не вслух выматерились, Пудов уехал.
Дорога вела вокруг леса и была несколько длиннее пешей тропы. Через полчаса, как выехали, начался обстрел. Пудов с удивлением обнаружил, что стреляли не только с запада, со стороны фронта, но и, как ему показалось, почему-то впереди, чуть ли не со стороны штаба. «Эхо, должно быть» – успокоил он себя и водителя. Ещё через четверть часа впереди на дороге показались танки. Немецкие. Грузовик не успел свернуть в лес. Заметили. Первый снаряд разорвался у левого ската. Машину занесло и опрокинуло на водительскую сторону. Пудов с трудом выкарабкался из кабины, наступая на безжизненное тело ефрейтора. Проверять не стал. «Некогда. Свою жизнь спасать надо». С этими мыслями замполит убегал глубже в лес, вышвыривая из папки-планшета бумаги, затем, подумав, и сам планшет, и срывая трясущимися руками лычки и помидороподобные нашивки с рукавов. Ведь он читал немецкие листовки, ревностно сберегая их содержание от бойцов, которым «великодушный враг» предлагал сдаваться и сдавать большевиков-командиров.
Через полчаса бега, сорвав с себя всё лишнее, Пудов остановился. «А куда это я, собственно говоря, бегу? В холодный неприветливый лес? Осенью? Вот ведь уже и заморозки по ночам. Зверям на съедение, что ли? Не дурак ли?» И бывший замполит медленно повернул обратно. На дорогу. К людям. И к новой для себя силе.
7
Николай третьи сутки, оглушённый, шатался по лесу, не встречая никого живого. Ни души! Птиц он не слышал. Как и далёкого лая собак, прошиваемого изредка (всё реже и реже) железными очередями. Брёл от ствола к стволу, прижимаясь для отдыха к шершавым берёзам. Надрезал штыком кору и сухими губами втягивал в себя сок. Или капли дождя. Голода он не чувствовал. Почему-то. Пока. Только голове становилось всё легче и легче – вот-вот и улетит сквозь кроны к небу! – а ногам – всё тяжелее и тяжелее, как будто кто-то с силой тянул их к центру Земли. По ночам было холодно, и пилотку Ганса Николай давно натянул на себя вместо своей, потерянной, сбитой вихрем какого-то очередного взрыва в том кромешном аду, из которого он теперь шёл. В райской, но пустой тишине! Вдруг он услышал едва различимый стон. «Показалось? Ведь я ничего не слышал до этого стона! Что это?» Стон повторился откуда-то из-за поваленного ствола дерева. Точнее, из-за вставшего стеной наподобие земляной пещеры мощного корневища с вырванным им грунтом, удерживаемым корявыми пальцами павшего деревянного великана. С трудом,