вспомнить. Вот и вспомнил.
– Так ее повышают?
– Ну да.
– После вчерашнего?!
– Да нет, приказ давно был готов, ее у меня забирают, она будет главной сестрой всей больницы. Сегодня объявили просто.
– А Белка что?
– Гордая ходит.
– Фаворитка теперь?!
– А, так Вы ему не случайно… в глаз… Теперь поняла.
– Не знаю. Хотелось точно.
– Это после их танца?
– И Вы видели?!
– Да что там видеть-то. Он, конечно, старый ловелас, про него у нас легенды ходят. Но Белку он не трогает, я Вам точно говорю. Так, комплимент сказать, не без этого, конечно. Девушки это любят, особенно от солидных мужчин, от начальства. Ну потанцевали, поулыбались. Больше ничего и не было. Так Вы там Отелло изображаете? Перед зеркалом. Месть готовите?
– Да нет, так маюсь. Паршиво на душе. До ужаса. Но сейчас полегчало. После Вашего рассказа. Я Ваш должник.
– Вот, ловлю на слове. Придете ко мне чай пить.
– Ну Анна Сергеевна! И так плохо.
– Ну не сегодня. Потом как-нибудь.
– Ладно. Как-нибудь.
– Ну и хорошо. Спасибо.
– Что Вы! Это Вам спасибо, Анна Сергеевна!
– Хороший Вы парень, Миша. Завидую я Бэле.
– Это Вы напрасно! Она еще свое получит! Сегодня же.
– Вот поэтому и завидую. Ну, мне пора. До свиданья, Миша. Целую.
Михаил оторопело посмотрел на анимацию отбоя, потом приложил ладонь к правой щеке и глянул на нее – помады не было. Господи, надо покурить. Он одним духом выхлебал холодный чай и закурил. Позвонить, что ли. Не буду. Все равно получит. За шарик. Надо пройтись, проветриться. Пива купить, вдруг Тимка выиграет.
Он натянул джинсы и майку и побрел пешком в магазин. Там он долго ездил с коляской меж прилавками, нашел баварские сосиски и немецкую горчицу, пива не купил, а купил почему-то торт с толстым слоем белого крема сверху. Дома он запрятал все в холодильник, и обед прошел давно, а есть не хочется, допил «Бонакву» и улегся в комнате на диван. В голове вертелись разноцветные шарики, потом заиграл духовой оркестр, кругом были празднично одетые люди, отец держал его за руку, все улыбались, и Анна Сергеевна улыбалась, на ней было красное платье, застегнутое до самого горла, а отец говорил: «Слушайся ее, Мишка, учительницу слушаться надо, и все будет хорошо».
Разбудил его скрежет ключа в замке, он вскинулся и сел на диване. Послышался стук упавших босоножек, в комнату на цыпочках вошла Белка, в глазах ее застыл тревожный вопрос. Она подошла к нему, опустилась рядом на ковер и положила голову ему на колени.
– Ну хочешь – побей меня.
Михаил положил ладонь девушке на шею, продвинул ее под воротник платья, прошелся пальцами по ребрам, вернул руку обратно. Сердце его предательски бухало, он поднял Белку за локти, усадил к себе на колени, поднял ее лицо, заглянул в глаза – они пустили его к себе внутрь, в них не было ничего, кроме безграничного доверия и ожидания. Он придвинул ее лицо, нашел губами уголок ее рта, тихонько прикоснулся, почувствовал ответное движение, впился