я узнал только после публикации «Одного дня Ивана Денисовича». А много лет спустя выяснилось, что написана повесть в то время, когда я проходил практику в фотолаборатории. Вот, оказывается, над чем он тогда работал!
Как-то в порыве возмущения очередным административно-бюрократическим шагом местных властей, я воскликнул в присутствии Солженицына: «Ну как так можно! Неужели они не понимают?!» Исаич среагировал спокойно: «Понимают. Это ты, брат, еще не понимаешь». Я вспомнил это, когда читая его повесть, дошел до сцены возмущения кавторанга Буйновского произволом охранников.
Однажды спросил его об отношении к Сталину. Во второй половине 50-х годов, после разоблачения культа личности, отношение к «отцу народов» в обществе было двояким. Александр Исаевич ответил примерно так: «Мое отношение к этому диктатору крайне отрицательное. А защищать его могут лишь две категории людей: те, кто в годы безвременья добивался чинов, и просто дураки – независимо от наличия у них дипломов об образовании и ученых степеней»27.
На исходе десятого, выпускного, класса он поинтересовался, куда собираюсь я поступать после школы. Я ответил, что предпочел бы заняться точными науками, а родители хотели бы видеть меня врачом. Исаич оживился и сказал, что мнение моих родителей он одобряет. Почему? Да потому, что профессия врача очень нужна в любых жизненных ситуациях, особенно это чувствуется… в заключении.
«Попал я в лагерь, – начал Александр Исаевич и, не обращая внимания на мой вопросительно-растерянный вид, продолжал: – и там понял преимущество профессии врача. Представляешь, первыми загибались историки, философы, вообще разные гуманитарии, которых использовали на тяжелых, так называемых общих, работах. Меня спасло то, что я математик, смог попасть в “придурки” – на должность инженера. Теперь завидовал медикам, которые чувствовали себя в лагере еще вольготнее. Бывало, перед врачом-зеком снимало шапку лагерное начальство». В тот момент меня поразил этот принцип выбора жизненного пути: овладевай той профессией, которая пригодится, если попадешь в тюрьму!28
Я тогда не сказал учителю, что те же самые соображения были и у моего отца – философа по образованию, много хлебнувшего в лагере горя из-за своей гуманитарной профессии. Много лет спустя, уже в новом веке, я ознакомился со следственным делом Я. Д. Гродзенского, в котором приводится акт медосвидетельствования обвиняемого с выводом «годен к тяжелому физическому труду» (Архив прокуратуры СССР. Следственное дело № П-28394. Т. 2. Л. 30.), в то время звучащим как приговор к медленной и мучительной смерти.
На выпускном вечере А. И. Солженицын появился с университетским значком и при боевых наградах. После торжественной части подсел к нашему десятому «А». Услышал, как кто-то из нас назвал гением известного физика. Александр Исаевич заметил, что не следует бросаться словом «гений». А упомянутый ученый своей популярностью обязан тому, что постоянно восседает во всевозможных президиумах и вообще славен своей общественной работой.
«У нас ведь как водится? –