просто в силу того, что он жив. Один из первых рассказов цикла “Артист лопаты” начинается словами “Все умерли”» [5, с. 108]. Затем, сравнивая писателей, она указывает: «Шаламов и Солженицын расходились во многом. После короткого периода дружбы они перестали общаться. Их поздние заметки друг о друге – очень горькое чтение. Но художественная пропасть между ними куда глубже личной» [5, с. 113].
Сопоставляя творчество двух бывших лагерников, легко заметить, что Солженицын воевал с советской властью, а Шаламов – с мировым злом. Солженицын – абсолютный антисоветчик, в «Архипелаге ГУЛАГ» он провозглашает: «Все началось с залпа “Авроры”… Сталин шагал в указанную ленинскую стопу…». Характерен упрек Солженицына Шаламову: «Несмотря на весь колымский опыт, на душе Варлама остается налет сочувственника революции и 20-х годов. Та политическая страсть, с которой он когда-то в молодости поддержал оппозицию Троцкого, – видимо, не забыта и 18 годами лагерей» (Новый мир. 1999. № 4. С. 166–168).
Действительно, Шаламов считал, что у России в 20-е годы, до установления сталинской диктатуры, был исторический шанс осуществить, как он писал, «действительное обновление жизни», и в «антиромане» «Вишера» подчеркнул: «Никто и никогда не считал, что Сталин и советская власть – одно и то же». В одном Солженицын и Шаламов были схожи – оба были убежденными антисталинистами.
Личное общение с писателями позволяет автору сделать вывод, что их различие проявлялось не только в творчестве, и в мировоззрении, но даже в увлечениях. Бывший комсомолец Солженицын не скрывал, что верит в Бога, а сын священника Шаламов был убежденным атеистом (он говорил: «Я не религиозен. Не дано. Это как музыкальный слух: либо есть, либо нет»). Александр Исаевич считал себя «широким интернационалистом», но из его работы «Двести лет вместе» о русско-еврейских отношениях видно, что его волновал вопрос о «хороших» и «не очень хороших» народах.
Для Варлама Шаламова национальность человека не имела значения, а антисемитизм он считал преступлением4. Ему было свойственно «филосемитство», которое было его реакцией на антисемитизм, как и у многих выдающихся людей, например, у Д. Шостаковича, А. Ахматовой, А. Сахарова и других истинных русских интеллигентов.
Математик Солженицын к играм, способствующим развитию мыслительной комбинаторики, относился неуважительно. Примеры этого находим в его произведениях. В «Раковом корпусе» присутствует бывший лагерный охранник, ненавидящий заключенных, туповатый солдат Ахмаджан, который характеризуется Солженицыным как человек, «не развитый выше игры в домино» [45, с. 353]. Двое из надзирателей в «Одном дне Ивана Денисовича» оказываются любителями шашек.
Хотя Солженицын сравнивал себя с шахматистом, который ведет поединок с чрезвычайно сильным и опасным противником (коммунистическим режимом) на той «великой шахматной доске», которую, по выражению З. Бжезинского5, представляет собой глобальная международная политика, сам с пренебрежением относился к шахматам