кто бы мог мне помочь. Я сел на кровать и стал тихонько покачивать ребёнка. Я, наверное, задремал, потому что увидел сына.
Он сказал: «У меня есть для тебя новость. Я родился и лежу завернутый в мягкие пелёнки в удобной кроватке роддома. Галя здорова и тоже спит. А сейчас я тебя познакомлю с Лисикой, которая спит у тебя на руках». Я у видел девушку чудь лет четырнадцати, одетую в голубое платье. Девушка была стройна и очень красива. Я перевёл взгляд на сына.
– Но она же совсем взрослая. Как такое может быть?
Сын рассмеялся.
– Но ведь и мне было не четыре года, когда я впервые к тебе пришёл, а двести семьдесят лет. А сейчас мне отроду несколько часов, но я пришёл к тебе вновь четырёхлетним мальчиком.
– Но как?
– В тонком мире нет времени, а значит и нет возраста, и мы можем выбрать любой возраст из нашей жизни.
– Да, здорово!
И тут девушка заговорила приятным, мягким голосом:
– Я благодарна тебе за спасение и позволь мне называться твоей дочерью.
– Да-да, конечно, я буду рад стать твоим отцом.
– Теперь мы будем приходить к тебе вместе. Ламвай – мой муж и был им всегда. Ламвай рассказал мне о жизни в деревне и о маме Гале, о том, что узнал от тебя. Сделай надрез на своём мизинце и дай мне. Мужчины чудь часто так делали, когда ребёнок оставался без матери. Организм ребёнка чуди впитает только плазму крови с питательными веществами, остальное выйдет естественным путём. И ещё, похорони отца Марика, как сумеешь, не оставляй его гнить в этой хибаре.
Я тут же проснулся, приподнял пелёночку, малышка смотрела на меня огромными голубыми глазами, но это были не глаза младенца, а глаза взрослого человека. Я вымыл руки чаем, порезал мизинец на самом кончике. Кровь плохо сочилась, я сделал надрез поглубже, поднёс к губам младенца, и она стала глотать кровь, причмокивая и морщась. Я засмеялся: выход был найден. Через минуту Лисика уже спала. Я вышел во двор. Самые приличные доски были у ворот, краска с них ещё не совсем сошла, и они были не гнилыми. Я разобрал ворота почти полностью, не думаю, что они будут уже кому-то нужны. Во дворе нашлось всё, что нужно: и молоток, и гвозди, и ножовка. Я кое-как сколотил длинный, по росту покойника, ящик, снизу прибил палки, чтобы можно было нести вдвоём. Вместо крышки вырезал остатки от ворот там, где были красиво изогнутые поперечные доски. Получилось даже красиво. Я вошёл в дом и разбудил Нюрку. Она долго не понимала, где она и что мне от неё нужно. Представляю, где шлялась её душа – наверно, по кабакам. Я сказал Нюрке, что нужно обмыть Марика и надеть чистую одежду. Обмывать и переодевать покойного не составило труда, мужчина был очень худой, он буквально высох. Я думаю, что он умер от недоедания. Мы положили тело в гроб, а сделанный мной из палочки крестик сунули ему в руку. Женщина поцеловала мужа в лоб, и я закрыл крышку. Взявшись за кое-как прибитые палки ящика-гроба, мы вышли на улицу. У дороги, недалеко от этого последнего дома, я увидел красивую