у окна. Смотрели на степь, проносящуюся мимо, на небольшие поселки, на облака, которые наплывали на наш состав с запада.
А вот после обеда все получилось как-то само собой.
Мы начали говорить о цели поездки каждого, и Алексей Петрович упомянул о рукописи, которая осталась от его деда – Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта в отставке, Русина Алексея Петровича.
– Он сына в честь своего отца назвал Петром, – рассказывал оживленно Алексей Петрович. Ну, а мой папа назвал меня в честь деда Алексеем.
Мы сидели втроем – Сергей отправился покурить.
– Так вот! – продолжал рассказывать историю семьи Алексей Петрович, – дед у меня – героический был. Он умер в 1956 году. Съездил перед смертью в Прикарпатье, на Западную Украину, и вскоре умер.
А эту рукопись он написал еще в начале 30-х годов. Он ведь – воевал еще в первую мировую, закончил войну штабс-капитаном… А после 1917-го года пошел с большевиками – он сам не дворянин, из рабочей семьи был. Ну, и перед войной уже полком командовал. Он говорил – ему повезло, что его полк был на Урале, и в войну он вступил в декабре 1941-го года, под Москвой. Тем, кто первыми войну встретил – в июне 41-го, пришлось туго – да вы все ведь это знаете… Ну, а закончил войну в Германии, генерал-лейтенантом и командиром отдельного механизированного корпуса.
А Героя ему присвоили за форсирование Днепра – тогда по приказу Сталина всем, кто переплыл Днепр и сумел закрепиться на противоположном берегу, присвоили звание Героя.
Дед – сумел, переплыл сам, руководил переправой других – и остался живым!
Так вот, рукопись деда – наша семейная реликвия. И я везу ее в Москву младшему брату – у нас с супругой детей нет, ну, а у Ивана… Трое у него, да и живет в Москве, может быть, решится опубликовать.
Хотя – вряд ли! Дед не велел. Рассказывать – пожалуйста, а публиковать нет! Слишком невероятные и жуткие события он описал…
Вы, конечно, понимаете, что мы тут же принялись упрашивать его нам рукопись прочитать. Весь день был впереди, вагон уютно покачивало, на Русина смотрели три пары умоляющих глаз, и он не устоял – согласился. Мы закрыли дверь в купе, договорились слушать тихонько – вагон вкушал послеобеденный сон, так что…
Я с его согласия записал содержание рукописи на диктофон, и выпросил разрешение попробовать опубликовать – нет, не полностью, просто использовать ее в своей работе. Проще говоря – напечатать в переделанном измененном виде. Обязательно заменив фамилии и имена действующих лиц на другие.
Так что ехал я, как вы понимаете, на самом деле не с Алексеем Петровичем Русиным, ну, и дедушку его звали совсем не так.
Когда позднее я работал над этим романом, я столкнулся еще с одной проблемой. Тогда, в вагоне, все мы заметили, что рукопись была местами от долгого времени выцветшей, истертой на сгибах, и поэтому язык ее текста кое-где мне пришлось додумывать и просто-напросто – выдумывать. Ну, не знаю я особенностей русского языка конца прошлого века. Алексей Петрович в местах, где в рукописи