Зачем мне продавать вас за два миллиона в год, если мы, немного поработав над репутацией, сможем это сделать за пять? Единственное, чего мы требуем, – чтобы вы доверили это нам. Ну что, договорились? – Я протянул ему руку.
Он жадно схватил ее:
– У меня чувство, что это была полезная беседа, Браун.
– Присоединяюсь, – сказал я, отметив для себя, что надо будет дать ему пару рекомендаций насчет техники рукопожатия, прежде чем он встретится с заказчиком.
Фердинанд проскользнул в мой кабинет, едва Иеремиас Ландер ушел.
– Бэ-э! – сказал он и скорчил рожу, помахав перед носом ладошкой. – «Eau de camouflage»[1].
Я кивнул, открывая окно, чтобы проветрить. Фердинанд имел в виду, что кандидат крепко надушился, чтобы перебить запах нервозного пота, обычно заполняющий наши допросные.
– По крайней мере, это был «Клайв Кристиан», – сказал я. – Жена купила. Как, кстати, и костюм, туфли, рубашку и галстук. И это была ее идея – подкрасить виски в седину.
– А ты откуда знаешь? – Фердинанд опустился в кресло, в котором прежде сидел Ландер, но тут же снова вскочил с омерзением на лице, почувствовав влажное тепло, все еще державшееся в обивке.
– Он побелел как полотно, стоило мне нажать на кнопку «жена», – ответил я. – Я предсказал, как она будет разочарована, когда он сообщит ей, что эта работа ему не достанется.
– Кнопка «жена»! Откуда это у тебя, Роджер?
Фердинанд пересел в другое кресло, положил ноги на стол – довольно сносную имитацию кофейного столика от Ногучи, – взял апельсин и стал счищать с него кожуру, так что фонтан едва видимых брызг оросил его наглаженную рубашку. Для гомосексуалиста Фердинанд был чересчур неряшлив. И чересчур гомосексуален для охотника за головами.
– Инбау, Рейд и Бакли, – сказал я.
– Ты и раньше говорил, – сказал Фердинанд. – Ну и как оно при ближайшем рассмотрении? Лучше, чем Кюте?
Я улыбнулся:
– Это девятишаговая система ведения допроса, Фердинанд. Это автомат по сравнению с рогаткой, штука, которая грязи не боится и пленных не берет, но дает быстрый и надежный результат.
– И какой же результат, Роджер?
Я знал, чего он хочет, Фердинанд, и это было нормально. Он хотел выведать, в чем тут фишка, из-за которой я был лучшим, а он – соответственно – не был. И я дал ему то, чего он хотел. Потому что так полагается, знаниями надо делиться. И потому, что он все равно никогда не станет лучше меня, потому что он всегда будет ходить в рубашках, благоухающих цитрусовой кожурой, и подглядывать, вдруг у кого-то есть система, метод, секрет лучше, чем у него самого.
– Подчинение, – ответил я. – Признание. Честность. Система строится на простейших принципах.
– Типа?
– Типа того, что ты начинаешь расспрашивать подозреваемого о семье.
– Ха, – сказал Фердинанд. – Я и сам так делаю. От этого они чувствуют себя увереннее – когда могут поговорить о том, что знают, о чем-то близком. А заодно сами приоткрываются.
– Естественно. Но еще это помогает нащупать их слабые места. Ахиллесову