не лез мне в душу. Мне очень плохо без отца. Рядом со мной нет человека, которому я бы мог доверять. Я – воин, постоянно готовый к сражению. Даже здесь, на вашем святом острове, я под обстрелом, – ухмыльнулся. – Быть под обстрелом собственных мыслей сложнее, чем отстреливаться от чужих слов.
– Отстреливаться от чужих слов, – повторил Винсент, покачал головой. – А вы не пробовали воспользоваться мудрым библейским советом: «не воздавайте злом за зло и ругательством за ругательство»? Не пробовали промолчать в ответ на чужую брань?
– Времена сейчас не те, – ответил Максим.
– Полно вам, Максим Михайлович, – сказал Винсент. – Вечные ценности на то и вечные ценности, что подходят под любые времена. И через сотню лет после нас люди будут обсуждать эти же темы. Будут искать чашу Грааля, источник вечной молодости, философский камень, Истину. И ведь будут думать, что никому до них эти ценности отыскать не удалось. А мы, глядя на них с небес, будем посмеиваться. Так же, как сейчас посмеиваются над нами те, кто туда уже переселился, – улыбнулся. – Круговорот человеческого сознания. Неизбежность…
– Вы говорите так же, как мой отец, – сказал Максим. – Здесь, на острове я стал чаще его вспоминать. Вспоминать уроки мудрости, к которым двадцать лет назад я был не слишком внимательным. Теперь сожалею об этом.
– Думаю, вам нужно не сожалеть, а радоваться, что сейчас у вас появилась возможность все исправить. Внести коррективы в свою жизнь никогда не поздно. Заявляю вам об этом с высоты прожитых лет. Мне было пятьдесят, когда я начал все с нуля. Я имею ввиду нулевую точку, с которой начался отсчет моего изменившегося мировоззрения. Я попытался стать другим человеком: спокойным, добрым, уравновешенным, любящим и любимым. Не думайте, что до того момента меня никто не любил. Любили еще как. Но это была любовь временная, очерченная временными границами нашего бытия. А я мечтал о другой любви, – улыбнулся. – Вы меня понимаете. Да?
Максим кивнул. Обида на Винсента прошла. Он вновь был для Максима желанным собеседником, с которым не хотелось расставаться. К тому же Винсент говорил о том, что давно волновало Максима. С Винсентом он мог быть самим собой. Мог снова стать мальчишкой чистым, открытым, верящим в то, что жизнь – это праздник. Он смотрел на Винсента во все глаза, слушал его и время от времени повторял за ним:
– О, ля-ля!
– О, ля-ля, – смеялся Винсент, делая ударение на «о».
Они не заметили, что проболтали с рассвета до заката. До того самого момента, когда в таверну начали собираться посетители. Не сговариваясь Максим и Винсент замолчали. Никто не желал посвящать посторонних в свои тайны.
– Вы останетесь еще или?.. – спросил Винсент, поднявшись.
– Мне нужно лететь домой, – ответил Максим. – Спасибо вам за все. Передавайте привет Эмме. Я буду по вам скучать.
– Храни тебя Господь, сынок, – обняв Максима, сказал Винсент.
– И вас, мой друг.
Максим ушел из таверны в самом прекрасном расположении духа. Собрал чемодан. Лег на кукольную кровать, моментально