бодренько зашагали по утреннему морозцу. Еще было темно, завывал ледяной ветер. Мне вспомнились почему-то ночевки в зимних афганских горах. Не то что из-за ветра – из-за чувства собственной заброшенности, когда понимаешь, что никому ты на этом свете на фиг не нужен. А если вдруг сдохнешь – так лишние заботы твоим таким же никудышным и несчастным товарищам. С буха да с недосыпона в голову идет самая гнусь и мразь. Пишут там разное про зомби. Так уж лучше таким быть, чем ковыряться в своих мыслях и чувствах и получать от этого только страдания.
– Ваня, ты знаешь, кто такие зомби?
– Зомби? – переспросил Ванюша. – Ни разу не слышал.
– Ты чего, газет не читаешь?
– Не-а. А на кой черт их читать?
– Верно, – сказал я и позавидовал его счастливому неведению.
– А что это такое – зомби?
– Как-нибудь потом расскажу.
Что хорошего есть в Ванюше – он не суетлив. Вот обвалился ему на голову бывший боевой командир, который еще в армии его доставал, мало что доставал, так и сейчас покою не дает, тянет черт знает куда, от хорошего дела, друзей, баб… Я знаю, Ванюша непревзойден в том, что он никогда не суетится. И хрен его знает, что там ждет впереди, какая зараза или напасть подстерегает, бывший рядовой Корытов, не изнывая от нерешительности, рефлексии и нравственной дисфункции, бодро написал завещание товарищам по свинарнику, назначил старшего и сам поступил в распоряжение старшего по званию. И все у него – как само собой разумеющееся.
В Тирасполь мы решили добираться через Одессу. Дорога была, как всегда, скучная, гнусная и, конечно, долгая. Один раз мы воспользовались товарным поездом, правда, он почему-то поехал в обратную сторону. Но мы тут были ни при чем. Перепутал или машинист, или диспетчер. Не знаю, как диспетчеру тому, а машиниста очень долго поливали матом на какой-то гадкой станции, где мы в конце концов были остановлены, то есть я имею в виду товарный состав. Станция называлась то ли Переухово, то ли Череззадово, в общем, в этих местах я еще никогда не был. Мы слезли, посочувствовали машинисту, потому что в этом сволочном Переухове никто ему, кроме нас, не сказал доброго слова. Через час мы тронулись в обратный путь. Машинист, чумазый всей нижней частью лица, выказал нам доверие и посадил в тепловоз. Нам было приятно. За время пути пришлось узнать массу ненужной информации. Оказалось, что состав везет башни от танков (или танки без башен – уже не помню), был очень сильно перегружен, и, когда впереди намечался даже небольшой подъем, поезд чухал и задыхался, как астматический старикашка.
– Колесики проскальзывают, – сочувствовал тепловозу машинист.
Его помощник (а может быть, это был старший) спал сидя и время от времени нажимал на какой-то клапан, который чего-то там спускал. Рядом с ним беззвучно трепетал самописец, про который машинист с уважительной ненавистью сказал: «Наш шпион – все фиксирует, гаденыш!..» И он стал долго и скучно размышлять на тему, что бы случилось, если бы они из-за неразберихи этой столкнулись с каким-нибудь другим составом.
– Мы,