дела. Хреново идут! Но он растягивал пересохшие губы в улыбке и говорил, что все хорошо, а будет еще лучше.
Из приоткрытой двери начальственного кабинета – легкий коньячный флер. Вдруг тоже захотелось выпить, но выпить нечего, не с кем и не к месту. Хотя на последнее, честно говоря, совершенно плевать.
Он открыл дверь и споткнулся на пороге. В ноздри ударил свежий запах молодой земли – жирной и влажной, почему-то напомнившей жадное женское лоно.
– Ой, извините! – коллега Оленька торопливо подметала пол. Вторая – Машенька – на вытянутых руках держала оплетенный корнями земляной ком. Длинные сломанные листья болтались на тонких сосудиках-прожилках.
– Мы цветы решили пересадить, пока вас не было, – пояснила Машенька, словно Петр Аркадьевич с детства слыл законченным идиотом, и ему нужно все объяснять медленно и вдумчиво. – Горшок упал и разбился.
– Разбился? – Сухопаров недоуменно взглянул на осколки. Голова кружилась.
– Ну да… Взял и разбился. Почему-то.
– Другой есть? – хрипло спросил Сухопаров.
– Есть. Только цветок все равно сломался. Не выживет.
– Дайте!
Оленька услужливо подставила керамическое кашпо.
Сухопаров наклонился и зачерпнул ладонями землю, на мгновение показалось, что ее стало еще больше. Тело пронзила невероятно сладостная дрожь. Дрожащими же руками он взял у Машеньки истерзанное зеленое тельце и бережно уложил на черную, благоухающую весной и жизнью рассыпчатую подушку, присыпал новой порцией земли и погладил сломанные листья, чувствуя, как под его пальцами они оживают и наливаются жизненной силой.
За его спиной восторженно ахнули.
– Воды!
В тот момент, когда вода окропила цветок, и земля вспучилась, медленно оседая, Петра Аркадьевича снова пронзила сладкая судорога. Он застонал от наслаждения.
Еще не понимая, что делает, Сухопаров поднял руки. И по его воле в кабинете поднялся земляной вихрь. Закрутился, сметая бумаги со стола, вырывая тяжелые папки со стеллажей. Девицы взвизгнули, и в тот же момент земля забила им рот и глаза. В круглых глазах застыл ужас.
Сухопарову хотелось убить обеих. Он шевельнул правой рукой, и Машенька закашлялась, выплевывая комья земли. На белой шее билась жилка. Быстро-быстро, в агонии.
Левой рукой Сухопаров отбросил Оленьку к стене. Юбка взметнулась, показав простенькие белые трусики и телесные чулки.
С какой начать? В паху было горячо и тесно.
Девицы мотали головами и выли от страха.
– Ы-ы-ы…
Это тоненькое «ы-ы-ы» отрезвило и вызвало новую волну злобы.
«Есть лучше… Лариса…»
– Вон! – приказал им Петр Аркадьевич.
Вымело.
Один.
Переводя дыхание, подошел к окну, за которым виднелась площадь, изрытая строительной техникой. Кучи песка и земли, запорошенные снегом. Мелькнула шальная мысль: а что, если…
Воздух стал желто-черно-белым, густым и плотным. Тонны земли поднялись вверх, закрутились