как ни в чем не бывало, методично и аккуратно обгрызает ногти на правой руке. Он сначала отгрызает их кончики зубами, как ножницами, потом сосредоточенно измельчает во рту. Не выплевывая. Вот ведь урод!
Почти всю дорогу мы едем молча. У меня нет желания общаться с этим ненормальным. Надо же! Еще и рассказывает об этом, и показывает, и хвастается!
Машин почему-то немного.
Через полчаса въезжаем на территорию моего загородного дома. Я начинаю сомневаться в том, что поступил правильно, пригласив его к себе.
Он опускает стекло и неудачно сплевывает. Смачная слюна повисает с внешней стороны, разделившись на две длинные равные части.
Я вздыхаю.
Мягко шуршит гравий под колесами машины. Уже вечереет. На дворе середина октября. Прямо на лобовое стекло падает красный кленовый лист.
Виляя хвостом, навстречу выбегает пес.
Костик показывает на него пальцем и говорит:
– Это сеп.
Я ставлю машину, глушу двигатель.
– Что ты сказал?
– Сеп – это пес наоборот. Меняя местами всего лишь пару согласных, мы получаем новое название этого животного, которое по факту гораздо веселее предыдущего, – он так радуется своей глупой выдумке, что слегка подпрыгивает на сиденье.
Я выхожу из автомобиля.
А это – асик. То есть киса, – добавляет он, показывая на черную кошку, лениво бредущую вдоль стены дома.
И тоже вылезает наружу, нелепо размахивая руками.
Идиот!
Мы подходим к двери дома. Я достаю ключи. Мне приятно думать о том, что сейчас, немедленно, я выпью двести грамм хорошего коньяка и приму душ.
– Ключи – это чулки, – доносится из-за спины. – В этом языке более трехсот слов, сконструированных таким образом. Могу говорить целыми предложениями.
Вот ведь дурень! Нелепая парочка – ключи и чулки…
Потом мы сядем с ним, с этим дурнеем, у камина и узнаем, что в черных конвертах. И тогда, может быть, станет ясно, почему эти свертки оказалась одновременно и у меня, и у него. Я захожу в прихожую и включаю свет.
Костик стоит снаружи.
Я оборачиваюсь и вижу: его лицо резко мрачнеет. Он бормочет:
– Сегодня со мной произошла очень неприятная история. В самолете маленькая девочка сказала мне, что мир может остановиться. В ее волосах были две большие и очень странные заколки – Эйфелева башня и Статуя свободы.
Ничего себе дела!
Я втаскиваю его внутрь дома и захлопываю дверь. Быть этого не может! В этот момент он становится немного ближе мне.
Этот придурок.
Черные конверты
Мы сидим у камина и пьем коньяк. Приятно потрескивают дрова. За окном совсем темно. Начинает накрапывать мелкий дождь. Костик, не моргая, смотрит на огонь.
Я гляжу на шесть черных конвертов, лежащих на журнальном столике перед нами. Три – мои, и столько же – его.
Я спрашиваю:
– Эта девочка рассказывала о людях, живущих в прямом и отраженном свете?
– Нет. Она