в этой области принадлежит итальянским специалистам в области канонического права второй половины XII в. и XIII в., осуществившим сведение в одно целое юстиниановых фрагментов, касающихся судопроизводства и исследовавших взаимные отношения римского и канонического процессов 128.
Далее отделение «материального» и «процессуального» в европейской юридической науке осуществлялось с переменным успехом и оформилось в более или менее стройное учение лишь к XVI столетию. В представлении русской юридической науки начиная с конца XVIII в. (то есть фактически с момента ее появления и преподавания129) и на протяжении почти всего XIX в., уголовное право в собственном значении и уголовный процесс существовали в рамках единого академического уголовного права, как тогда говорили, «в обширном смысле слова»130. Несмотря на наличие уже к началу девятнадцатого столетия учебной литературы, отдельно излагающей вопросы уголовного права и процесса (имеются в виду учебники Ф. Г. Дилтея, П. А. Фейербаха, Г. И. Солнцева131 и др.), их разделение предпринималось, по свидетельству П. Д. Калмыкова, преимущественно лишь «для пользы и облегчения преподавания»132, хотя уже к середине позапрошлого столетия под влиянием европейской науки, в российскую правовую терминологию вводятся понятия «формальное», позже – «процессуальное», и «материальное» право133. Следует отметить, что определения «материальное» и «формальное» не всегда использовались в современном юридическом смысле. Так, А. С. Мулюкин «материальным» называл закон, имеющий известное содержание, а «формальным» – закон как государственный акт, изданный с соблюдением установленных форм134.
Итак, процесс и право как отдельные друг от друга феномены существуют уже достаточно давно. Но «удивительное дело, – резонно замечают В. Н. Баландин и А. А. Павлушина, – …при всей общеупотребимости понятий “материальное право” и “процессуальное право”, при всей кажущейся очевидности такого деления найти точное определение последнего, а также определить границы между тем и другим достаточно сложно»135. Еще раньше В. Г. Даев обращал внимание на тот факт, что при распространенности употребления терминов «материальное право», «процессуальное право» доктринальное определение содержания этих терминов практически отсутствует136. Сегодня с условностью терминов «материальное» и «процессуальное», кажется, уже никто не спорит (см., например, «релятивную» теорию П. М. Рабиновича137, работы Е. Г. Лукьяновой, Л. Н. Борисовой138 и др.).
Нам, как и многим другим авторам, также представляется очевидным, что эти понятия в праве могут существовать, только противопоставляясь друг другу, теряя в отсутствие «напарника» необходимый смысл. Однако нужды современной науки и законодательства все же заставляют определить некоторые демаркационные линии между ними. Причем отчетливость этих линий прямо пропорциональна увеличению объема предмета исследования: они особенно заметны при рассмотрении данного вопроса с точки зрения отраслей, менее очевидны