приблизился ко мне, положил ладони на талию и, глядя в глаза, начал танцевать.
Взглядам в глаза я придаю очень большое значение. Когда Марат вот так смело, уверенно, открыто смотрит мне в глаза, это о многом говорит. Так можно смотреть, только когда отношения особенные. Никому другому так в глаза не заглянешь!..
Со мной произошло что-то странное. Почему-то у меня не возникло вопроса, зачем Марат начал танцевать, я приняла это естественно. Ни слова не говоря, я положила ладони ему на плечи, тоже заглянула в глаза и стала двигаться в унисон с ним.
Сколько прошло времени – я не знаю. В тот момент для нас не существовало этого приземленного понятия. Да и нужно ли оно?
Не отрываясь, мы смотрели друг на друга. Наши пересеченные взгляды стали дорожкой, соединяющей две души. Мы медленно танцевали, стоя босыми ногами на песке, остывающем от жаркого дневного солнца.
А потом Марат произнес:
– По-моему, только настоящие влю… то есть друзья, могут танцевать без музыки.
Я улыбнулась:
– Ты ошибаешься. Считаешь, что музыки нет?
– А разве есть? Я же не играю на гитаре.
– Да, танцевать и одновременно играть на гитаре затруднительно, но… Музыка есть. Разве ты ее не слышишь?
Не отрывая от меня взгляда, Марат сосредоточенно прислушался.
– Нет, не слышу.
– А вот я слышу. Это крик чаек. Шум волн. Мы с тобой танцуем под шум волн. Чем не музыка?
Марат задумался и кивнул:
– Да, Полина, это музыка. Настоящая, самая лучшая музыка! Музыка нашей любви.
Я всегда ругала Марата, когда он говорил слово «любовь»; я считаю, что это слово слишком затаскали, но в тот раз ругать не стала. Со мной что-то случилось – я как будто впала в прострацию.
… – Эй, Полина, просыпайся, – услышала я.
Я медленно вынырнула из сна. Между пляжем, где мы с Маратом танцевали под шум волн, и поездом возник длинный коридор, по которому стремительно летело мое сознание.
Я открыла глаза и увидела перед собой лицо гадалки.
– Проснулась? Молодец. Через двадцать минут твоя остановка.
Я тряхнула головой, стараясь избавиться от остатков сна-воспоминания.
Несмотря на то что сон был прекрасным, голова была тяжелая – в поездах я не высыпаюсь. Я посмотрела в окно. Темно. Только придорожные фонари мелькают, освещая какие-то строения.
– Спасибо, что разбудили, – поблагодарила я навязчивую попутчицу.
Она кивнула.
Я встала с полки, потерла глаза и подумала: «Откуда она узнала, что сейчас моя остановка? Точно – она или ведьма, или смотрела мой билет».
Вдруг женщина хмыкнула и снисходительно на меня взглянула.
У меня возникла еще одна мысль: «Она умеет читать мысли…»
Я свернула постель, подняла полку и взяла свою сумку.
Чтобы не думать о странной женщине, я погрузилась в мысли. В самые прекрасные мысли – о Марате.
Наша «очная» дружба, а не через бинокль, длилась два месяца – до тех пор, пока не начались занятия в школе.