хозяйки и помогая ей. А в Пондишери меня привела скорбная весть, полученная с родины, и желание скорейшего отплытия в Европу.
– Какое же у вас горе? – снизошёл я до любопытства и предложил всей компании выпить за здоровье.
Присутствующие дружно осушили посуду, но приблудившийся к нам европеец, как ни странно, отказался от выпивки, хотя и выглядел вполне здоровым лоботрясом. Этим он давал понять, что не ровня нам и, видимо, отстаёт в развитии.
– Извините, господа, но я не употребляю ни вина, ни табака, – сказал он, поймав мой сочувствующий взгляд. – А если вам угодно, и позволяет время, то я готов рассказать свою печальную историю и облегчить себе душу, ибо носить в себе по Индии глубокую скорбь я уже не в силах.
– Время ещё только к полуночи, и пока джентльмены набираются сил, вы, святой отец, можете поведать нам о своих печалях, не опасаясь огласки и пересудов, – живо заинтересовалась хозяйка, удобно располагаясь возле меня на топчане.
Незнакомец тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, и начал своё повествование:
– Уважаемая леди и достопочтенные джентльмены. Видя с каким участием вы относитесь ко мне, я не нахожу причин для сокрытия от вас правды. И так, вы в моём лице видите перед собой графа Перси Хервея, последнего отпрыска некогда знатнейшего рода. Генеалогическое древо нашей фамилии весьма развесисто, а своими гинекологическими корнями, так и вовсе упирается в отдалённое по времени царственное ложе королевы Уэльса Эммануэлъ Прелюбомудрой, особы импульсивной, но до того богобоязненной, что когда один из моих, незаконно ею рожденных в глухом монастыре пращуров достиг совершеннолетия, то в знак уважения к его отцу получил из царственных рук право пользования древним замком Трахтенхауз на западе Ирландии, а заодно и дворянский титул. С той благословенной поры наш род уже не знал нужды и лишений, а несмотря на то, что в нашем семействе многие рождались незаконным образом, места в замке и куска хлеба хватало всем. Мужчины год от года приумножали наше состояние на поле брани, женщины удачно выходили замуж по принуждению, но, не глядя на общее процветание, никто в роду не доживал до преклонных лет. Злой рок и дворцовые интриги постоянно преследовали нас. Так и мой батюшка, сэр Арчибальд, мир праху его, успел до времени сложить голову в битве с сарацинами где-то под Сиракузами, едва я сделал свой первый шаг по земле предков. Матушка же моя, урождённая маркиза Помелла де ля Помпадура, с оказией узнав через пару лет о постигшем её горе, моментально овдовела без видов на содержание и, беспрерывно стеная, вынуждена была ещё раз создать семейный очаг вдали от родины в прусской глубинке среди немецких землячеств. Доставшийся мне отчим, барон фон Фогельфиш с польским корнем князей Раздавиллов, человеком оказался наиблагороднейшим и без национальных предрассудков. Он пёкся обо мне как мог и потому отдал монахам Армии Спасения для получения у них подобающего образования, едва я начал говорить. С тех пор слово Божие заменило мне все соблазны светской жизни, и уповая