Поликарп Матвеич, что вы в самом деле. Расстались вы со своим Голубком, и прекрасно. И не о чем тут жалеть. Что было, то прошло. Не вы ли совсем недавно признались, что стали забывать о нем, вот и надо было забыть совсем. Взять и забыть.
– Оно бы и так, – согласился Матвеич, – да дернул меня черт поехать на эту ярмарку…
– Но почему вы решили, что видели именно его? Рассудите, что делать такому человеку в нашем захолустье?
– Не знаю, сударушка. Близорук я стал, вдаль, по правде сказать, вижу туманно, а только сердце говорит, что он это. Он, понимаешь. Может, в родные края его потянуло, может дела какие по отцовскому имению, что ушло в казну по залогу, а может, и еще что, мало ли?
– Ну и довольно о нем, – нахмурилась Жекки. – Голубок это или нет, вы напрасно себя изводите, Поликарп Матвеич, честное слово. Вам нельзя волноваться. Кстати, вот все хотела отдать, и чуть не забыла. Гостинец от шурина моего. – Жекки вытащила из дорожной сумки небольшую стеклянную баночку, наполненную вязкой желтоватой массой. – Ваше лекарство от ревматизма. Николай Степанович сказал – очень хорошая мазь. Втирайте ее в поясницу перед сном на ночь и поверх обматывайте шерстяным платком. Сделайте милость, попробуйте непременно. Николай Степанович, уверил, что через неделю должно полегчать.
Матвеич принял баночку осторожно, как будто прикидывая ее на вес. Недоверие к научной медицине в лице доктора Коробейникова боролось в нем с чувством благодарности. Благодарность естественным образом победила.
– Спасибо, сударушка, – он пощекотал Жекки за щеку своей бородой, заменив этим движением обыкновенное признательное чмоканье. – И шурину поклон от меня передавай, и сестрице. Так и передай, мол, кланяюсь и благодарю. Елена-то Пална, чай, все в хлопотах с маленькой, не досуг ей теперь.
– Ну, уж не слишком-то она себя утруждает. У нее нянька замечательная, не нянька, а золото. Алефтина. Помнишь, та, что еще Степу у них вынянчила. И Павлушу. А, может, и Юру… В общем, она давно у них. И вправду, замечательная в своем роде. Но самое удивительное, что, кажется, Николай Степанович совершенно счастлив. Наконец-то после троих мальчишек дождался девочку. Да, он был просто на седьмом небе, когда об этом узнал.
Жекки тоже ощутила себя почти на седьмом небе из-за того, что без заметного принуждения перевела разговор на семейные радости сестры, недавно подарившей доктору Коробейникову очередного ребенка, и тем самым отвлекла Матвеича от проклятого Грега. Матвеич, заметно умиротворенный таким оборотом беседы, принял на руки сонного Кота и, почесывая его за шею пониже морды, добился воркующего благодарного урчания. Лицо старика приняло обыкновенное добродушное выражение. Судя по всему, он постепенно приходил в себя. «Слава Богу, – подумала Жеки, – у него есть этот кот. Есть служба в лесничестве, и… Он как-нибудь справиться со всем этим, и мне не совестно будет оставить его одного. Вроде бы он держится молодцом».
Благодушный вид Матвеича действительно располагал к таким мыслям.
Потолковав