и по колхозу!.. Или вот, специально для вас, телевизионщиков: еще вчера вы могли снимать на пленку весь наш торговый порт, а сегодня – уже только правую его часть. Потому что левую его часть уже нельзя! Чувствуете, как интересно?!
Ну тут я, кажется, понимал, в чем дело. С левой стороны в порту еще со времен войны стояла ржавая подводная лодка. Несколько бравых морячков до сих пор проходили на ней срочную службу. Однажды мы снимали их для какой-то очередной ура-патриотической передачи.
– Мальчишки… самое… это… – суетилась вокруг морячков наш необыкновенно творческий режиссер Галя Заварова. – Ну что это мы наш доблестный флот всегда так неинтересно показываем? Ну правда, одно и то же: один моряк бреется, двое играют в шахматы, трое пишут письмо любимой девушке… А нельзя, скажем, чтобы вы погрузились на дно, а потом, например, всплыли? А мы это снимем?!
– Можно, – отвечал командир. – Но только наполовину.
– В смысле? – удивлялась Заварова.
– Ну в смысле, что если мы уже погрузимся, то мы уже не всплывем…
Нет, в данном случае цензоров можно было понять. Конечно, показ такой непобедимой военной мощи мог спровоцировать любого, даже самого миролюбивого нашего заграничного соседа на всякие необдуманные поступки.
– В общем, очень, очень необходимая у нас работа! – продолжала между тем Алевтина Ивановна. – А какая ответственная! Каждую минуту нужно быть начеку. Иначе произойдет непоправимое! Например, на днях мой коллега, вычитывая газету «Октябренок Одесщины», случайно пропустил совершенно закрытую информацию: двести детей в этом году отдохнули в пионерском лагере нашей раскладушечной фабрики. Представляете, какой разразился скандал… Ну что вы на меня так смотрите? Вы что же, не понимаете, данные о чем могут получить зарубежные спецслужбы, узнав, что у работников нашей раскладушечной фабрики так много детей?
– О хорошем качестве наших раскладушек? – пытался догадаться я.
– Перестаньте! – хмурилась цензорша. – Они могут легко подсчитать, сколько этих самых работников трудится на этой фабрике, а значит, и какое количество раскладушек она выпускает!
– Ну и что? – совершенно терялся я.
– А если война?! – ударяла цензорша кулаком по столу, и по ее лицу пробегала легкая тень безумия.
– А, ну тогда… Конечно… – я кивал головой, хотя ничего, кроме идиотской мысли о том, что, зная количество раскладушек, имеющихся у нас на вооружении, враги могут определить, какое количество наших бойцов во время войны сможет воспользоваться ими, чтобы, например, залечь где-нибудь в засаде, в моей голове уже не возникало.
– И даже не говорите! – кипятилась Алевтина Ивановна. – Показывать количество выпускаемой продукции мы не имеем права не то что на раскладушечной фабрике, но даже и на игрушечной. Но разве же только это? Семьсот тридцать шесть основных запретов постоянно держит в своем уме любой уважающий себя цензор. А ведь каждый день, как я уже говорила, появляются новые, дополнительные. Их мы заучиваем по ночам. А потом весь день вычитываем газеты, журналы,