кожа бархатистая, только по подбородку темная поросль проступает. Хорош! И она прикоснулась губами к его щеке, потом к губам, лизнула их языком. И дрожь ее пронзила. Обнять, приголубить его, славного, захотелось. Хотя бы пока спит…
Но заставила себя опомниться, отпрянула, но уходить от Калокира не хотелось. Ладно, побудет с ним еще немного, пока солнце не взойдет. Она и сама подустала. Раскинула накидку на песке, устроилась подле спящего ромея, свернулась калачиком и тоже нырнула в сон.
Калокира разбудил птичий щебет. Открыв глаза, он какое-то время не мог понять, где очутился. Потом приподнялся, огляделся. Неподалеку блестела на солнце река, склонялись к воде кустарники, чуть слышно шуршал тростник. И вспомнил Калокир, как из этого тростника минувшей ночью появлялись длинноволосые лобасты с темными лицами и белесыми глазами. Да полно, не приснилось ли ему все это? Сейчас он сидел на том же месте, вокруг которого колдунья вчера обвела круг, сквозь который не могла пробраться нежить. Сейчас, при ясном солнышке, все ночное уже не казалось столь ужасным. Скорее забавным.
Спавшая рядом Малфрида тоже не казалась колдовским существом. Просто молодая привлекательная женщина, черные волосы рассыпались темным потоком, рука под щекой, как в детстве. Калокир осторожно убрал темную прядку с ее щеки, коснулся виска… И обыденность стала исчезать. Ибо там, где он только что коснулся кожи колдуньи, она посерела, потом потемнела и пошла светлыми трещинами, прямо на глазах превращаясь в чешую. Пятно стало расширяться, и только что привлекательное лицо Малфриды стало походить на чешуйчатую маску, руки начали превращаться в когтистые лапы, шея набухла и стала вытягиваться по-змеиному.
И все это среди белого дня!
Калокир не удержался, вскрикнул и отпрянул. Видел, как открылись глаза Малфриды – желтые с узким зрачком, как у ящера. Она глухо рыкнула, повернулась к нему…
Через миг она уже смеялась – Малфрида! – веселая, красивая, белозубая. Такой смех, такая грация в движениях!
– Неужто страхи ночные тебя до сих пор мучают, хоробр иноземный?
Калокир тоже улыбнулся. Все еще растерянно, не понимая, кто мгновение назад был перед ним – человек или чудовище? Или все это остатки страшного сна? Но когда такая женщина смеется и сладко потягивается, пленительно заводя руки за голову и изгибаясь всем телом… Он не осмелился сказать ей о том, что видел. Зато осмелился на другое:
– Вот я и провел ночь с тобой, чародейка. Совсем не так я хотел бы ее провести… Ты ведь понимаешь меня? – В его глазах появилось лукавство, губы тронула ласковая усмешка.
А она смеется!
– Размечтался! Так я и далась тебе, христианин!
– Да говорил же я, что плохой христианин. Давно не причащался, не исповедовался, в храмы не хожу…
– Я и так это поняла, – отмахнулась она. – Если бы было иначе…
Она не договорила и направилась к реке, где волна набегала на мелкую гальку, стала разуваться.
Калокир догадался, что она надумала, но